Как и прошлым вечером, Ином расположился в высокой траве. Никуда не торопясь, через стрекот кузнечиков он в общих чертах объяснил мне направленье. Указал на три яркие звёзды и велел не слишком сильно отклоняться.
— «Хвост Тараска», — снова поднял он руку. — Их ни с чем не спутать… Пойдёшь в том направленье и набредёшь на высохшее русло.
— Ясно…
Возникла идея обратиться к карте. Но я воздержался.
— А оно не в сторону идёт?
— Зато без деревьев и кустов. Несколько дней сэкономишь.
— Понятно.
— Ну вот, шесть дней по нему… До большого такого камня в резьбе. Ты его не спутаешь ни с чем, главное — смотри по сторонам… Дойдёшь — и сразу ползи на берег. Там найдёшь дорогу.
— А… откуда там? Дорога?
— Старый вал, — привстал мужчина. Перевернув, он ударил ладонью о бок пыльного мешка. — К порту когда-то тракт строили… Много там костей.
— Я… я предполагаю, что это было давно.
Куртка снова зацепилась и потянула за край длинной ветки. Сучья затрещали:
— Да. Давно. Я чего хотел сказать-то. Напрасно ты своих так муштруешь. Это дело гиблое. — Мужчина отстал от дерева. — Лучший начальник, это тот, который знает, когда побыть идиотом.
«…»
Взгляд мой отыскал широкую спину Века.
— Полагаю это Ваше дело.
Сухо и внятно. Я особо проследил, чтобы это прозвучало именно так. Чтобы никаких сомнений в «весе» моих слов не могло возникнуть.
— Вы просто не в курсе. Мы Должны дойти до болот, а иначе сотни людей пострадают. Это долг рыцаря, и я не позволю, чтобы какие-либо обстоятельства помешали исполнить его!.. Это долг! — последнее я добавил уже после. И, возможно, напрасно.
— Бывает.
—!
Хорошая зафыркала. Она часто заходила, так что мне пришлось похлопать по рыжей лохматой шее. Взгляд вновь обратился к лагерю: свет от костра чернил широкую спину Века, делал её очертания резче.
— Не надо этого, — словно издеваясь продолжал Ином. — Хотя дело твоё. Жизнь, она штука сложная. Бывает.
Я нащупал медальон.
— И чего же мне стоит бояться?
— Ну, хотя бы вепря, — просто ответил мужчине. — Чего не рассказывают, про эти места.
Век с различимым хрустом переломил полено. Бросил дерево в огонь.
Подбородок мой запрыгал:
— Я прошу прощенья…
— А Гратц — славный малый… Знаешь, оказалось, что он на именинах дядьки моего гулял… Как тесен мир. Уже и помер человек, а только теперь вести от него доходят… Чудно. — Под простым солдатским колетом захрустел валежник. — А с вепрем этим, ты всё ж таки не расслабляйся. О нём чего не говорят. Он ведь охотится, не землю защищает, как остальные, а именно что из засады… Как хищник. Уразумел?
— Как хищник, — повторил я.
И покосился в сторону костров. Ином хотел вновь прилечь, но какие-то звуки привлекли его вниманье.
Я, признаюсь, ничего «такого» не расслышал, но мужчина встал. Нахмурился.
Сделал несколько шагов и обернулся:
— Да… И ты запомни, что я сказал. Не надо.
Крики, теперь и я мог их слышать: кто-то голосил на противоположном конце стоянки. Караванщик ещё раз махнул рукой, отобрался у веток куртку и пошёл. Я остался один. Доносился плач лягушек и треск насекомых. Кричали женщины, и моя кобыла пофыркивала, помахивая хвостом.
Я потрепал её по шее. Лохматой и рыжей.
Прижался лбом и, немного подумав, пошёл вслед за мужчиной. В обход, по широкому кругу. Встречаться лишний раз с полудухом у меня желания не было.
Спустя почти десять минут, на крик собралось уже изрядно народу. Что я увидел? Сидя на краю телеги, знакомая старушка отбивалась от желающих помочь. Отталкивала руки. Одета она была неплохо, но, по всему, очень долго плакала.
— Нет… не пойду! Не могу я!… Не могу я больше.
— Но вы же…
— Не могу! Идите сами! Ехайте куда хотите, а я…А я жила в этой земле и здесь я и умру!
— Бабушка, но ты никогда здесь не жила! — влез кучерявый ребятёнок. — Бабушка!
— Я Не Могу!
— МА-МА! — возвысив голос, разом перекричал толпу Ином. — Да слезай!.. Подумай ты, что скажут люди.
— А мне всё равно, всё равно, что подумают эти «люди»… Я с ними не жила… Я жизнь прожила! Я знаю!
— Вам не выжить одной, — донёсся голос Эль. — Остаться можете, но это дорога в один конец.
Старушка замерла, она чуть подумала:
— … А мне всё равно!.. Всё равно! Будете возвращаться и похороните мои косточки, если что-то останется!.. Если звери не растащут! Мне всё равно!… Вы молодые, вы знаете, а я старуха, вот и оставьте!
Она всё отталкивала руки, но при этом продолжала сидеть на самом краю, свесив ноги. Подпирая спиною чей-то товар. Отчего-то её обтрёпанная шаль, необыкновенно сильно ударила мне по нервам.