— Зашьёшь ты и что будет дальше? Всё сгниёт!.. Д*ра!
Я всхрапнул. Резко открыл глаза.
Было темно.
Довольно прохладно.
Последнее, что я запомнил… Гратц работал иглою. Теперь он спал.
… Я должен был стать первым дежурным… но, похоже, стал последним.
Эль ещё раз толкнула меня в плечо. Я поморщился… и, кажется, проснулся. Посмотрел на книгу, которая по-прежнему лежала у меня в ногах. На костёр и возвышающейся чёрные деревья.
«Ты проснулся?» — «…Кажется, да».
Хлопок. Земля различимо вздрогнула.
Я моргнул.
— Что это было?
Где-то зашелестела трава.
— Небесный огонь… Миль пять от нас. Два пальца.
Я ещё раз моргнул. Посмотрел на книгу: за последние дни я не меньше трёх раз пролистал её от начала и до конца, но ни разу, ни разу не нашёл ни слова об «ограх». Это было странно.
Эль всмотрелась мне в лицо — я улыбнулся в ответ. Она кивнула.
Похлопав меня по плечу, заметно осунувшаяся за ночь наёмница повернулась к наваленным веткам. Различимо зашелестела хвоя.
Медленно выдохнув, я чуть поводил головой. Посмотрел на книгу. Угли почти прогорели и давали красный, таинственный отсвет. Я закрыл. И ладонь положил на сухую, шершавую обложку.
Было ещё темно, и только горизонт понемногу начинал белеть.
Хриплый кашель. Прежде чем я понял, взгляд упёрся в спину великана.
Швы. Толстые, словно канаты, полосы. Мысль ещё не начала свой ход, но она уже встала. Я просто смотрел на «швы»… которые были совершенно не тем, что выходило у лекаря. Они даже не были закончены: через равные промежутки зияли пробелы. Торчали куски материи.
При таких раненьях шевелить руками должно было быть… больно.
— Шаг за шагом… Миля за… Милей…
Мысль моя внезапно зацепилась. Я вспомнил волшебника… и мешок со швенами, который он так бездумно выдал лакею.
Стараясь не привлекать вниманье, я аккуратно отложил книгу в сторону. Встал и, посматривая на Эль, подошёл к своим вещам. Гратц чуть засвистел. Вытянув свой мешок, развязал тесёмки. Первое что попалось — кошелёк. Его я отложил. После были запасные рубашки и штаны.
Книги волшебника не было. В моей поклаже не было книги волшебника… Она пропала, и теперь я уже никак и ни с кем не мог связаться! Ни под каким предлогом!
Я засунул руку по самый локоть. Я сел на землю и посмотрел на небо. Поле богов переливалось тысячами, сотнями тысяч далёких белых всполохов. Что-то небольшое прошуршало в траве.
Я перебирал между пальцев тёплый медальон.
Всё вокруг было тихо. И только солнце неспешно поднималось. Сначала проступили тени, а после проснулись птицы. Становясь всё резче, столбы света начали понемногу перемещаться.
Лучи, словно «бились» между сырой листвой и множились в белых линиях.
Стражник посвистывал, а Великан всё кашлял.
Меня посетила идея.
Мы выдвинулись уже после обеда. Век больше не мог взваливать на себя всю поклажу… но он всё равно попытался. Гратц, так уж и быть, взял свой узел на руки, а перед собою, на холку моей Хорошей позволил положить мешок с зерном.
Сапоги нещадно мяли. Мяли так, что пальцы на ногах совершенно онемели. Во рту обосновался привкус тины и в желудке творилась нечто странное.
После этой ночи всем нам было просто плохо.
Наконец, спустя четыре часа пути, на пятый (шестой) день, как Ином и обещал, впереди показался большой позеленевший камень. Это был весьма длинный зеленоватый и словно пористый валун, в виде перевёрнутый… рыбы. Он лежал на скате, опрокинутый вниз головой и боком, коротким хвостом своим врос в узловатые корни. Неотрывно смотрел на меня совершенно круглыми, поросшими пушистым мхом глазами.
Медальон чуть вздрогнул.
«Сом?»
Не обращая на меня вниманья, Эль, а вместе с ней и Гратц, и великан, неспешно прошагали мимо.
Я кашлянул в кулак:
— Нам нужно забраться на этот холм.
Возможно, я сказал слишком тихо, так что меня не услышали.
Я снова кашлянул.
Реакции не было, так что пришлось повторить:
— Нам НУЖНО! — особо выделяя последнее слово.
Пологий склон. Он весь зарос сырой растительностью и казался плешивым из-за лоснящегося глиной края. Он был высоким.
Меня не поняли. Век смотрел в противоположную сторону, а Гратц вдруг начал чихать. Огласив округу трижды, он почти что лёг на гриву.
Возможно, так он намекал на крутость склона. Говорил, как сложно, почти что невозможно будет поднять мою кобылу… а может, и нет. Говоря откровенно, я не понял. Да и неважно.
Озираясь, стараясь ничего не пропустить, я прислушался: тихо. Лишь птицы заливались и трещали.