Федор беспомощно оглянулся по сторонам. Высоко на скале сидел темный кречет. Силуэт его четко вырисовывался на фоне ярко-голубого неба. Кречет терпеливо ждал добычу.
Федор представил себе, как птица выклюет глаза раньше, чем смерть придет к нему. Нахлынувший страх вырвал из горла тупой бычий рев.
Забыв про жгучую боль в ноге, он пополз вслед за Василием, оставляя на камнях кровавую полосу.
— Вася!.. А!.. А!.. Васенька! Не оставляй!..
Василий не оглянулся. Прерывистый хриплый крик нагонял его, назойливо лез в уши. Василий знал, что по одному слову Федор будет целовать его босые ноги, черные от грязи и запекшейся крови.
«За шкуру дрожишь… Так тебе и надо!» — зло думал Василий и уходил все быстрее и быстрее.
Крик позади внезапно оборвался, словно кричавшему зажали рот. Это было так неожиданно, что Василий остановился. Может, опять какую-нибудь пакость Федька придумал?.. А может, горло сорвал. Отдохнет, небось снова заорет.
Василий присел на камень и подождал минут десять. Крика не было. «Ишь ты, подлюка!.. Замолк», — удивился Василий и тихонько стал спускаться.
Выглянув из-за валуна, он увидел, что Федор лежит на крошечной площадке, уткнув лицо в кучу острых камней. Сломанная нога была неестественно вывернута вбок. Темное пятно крови растеклось возле колена. Мясистый затылок стал дряблым и бледным, словно его присыпали мелом.
«Похоже, что сдох», — подумал Василий и вышел из-за камней.
— Чего притих, Федька? — громко спросил он.
Тот не ответил. Василий наклонился над ним и понял, что Федор без сознания.
— Вот так штука… Рыбья вошь тебя забери! — Василий в нерешительности почесал затылок.
Когда Федор полз, кричал, звал Василия, тот знал, как он должен поступить. А теперь…
— Федька! — Василий тронул лежавшего за плечо. Большое тело подалось под руками, словно кисель. — Допрыгался, паразит… Ногу не перевязал. Кровищи налило, как из борова.
Василий отстегнул у Федора широкий ремень и туго обмотал им сломанную ногу. Тот глухо застонал, на секунду раскрыл невидящие глаза и снова закрыл их. Оторвав лоскут от клочьев своей рубахи, Василий закрепил ремень.
— Вот как надо, — сказал он не то сам себе, не то Федору.
Никогда Василий не думал, что сможет взвалить на себя грузного Федора Заболотнова и нести по скалам. Это было неправдоподобным. И, делая каждый шаг, Василий удивлялся, что он не падает, что спина его держит такую тяжесть. Через каждые десять-пятнадцать шагов он тяжело сваливал Федора на землю и падал сам, слушая, как ошалело колотится сердце, глухо стучит в висках и остро колет в боку. Отдышавшись, ругался и опять нес.
Он потерял счет времени и расстоянию. Перед глазами стоял только серый, изгрызенный сыростью и ветрами гранит, мелкий щебень, клочья жесткой травы, раздиравшие ссадины на ногах.
Василий пугался каждой расселины, каждого уступа. Он злился на себя, хотел сбросить тяжесть со спины и не мог этого сделать…
Поскользнувшись на мокром камне, Василий упал лицом в траву.
Федор застонал и открыл глаза.
— Вася… Васенька… озолочу тебя, спаси, — торопливо зашептали губы, а руки ухватились за лохмотья рубашки Василия.
— Замолчи, паразит! — Василий ударил его по руке. — Ползи теперь сам. Хребтину чуть из-за твоей туши не сломал… Ползи, говорю.
— Сейчас, сейчас, — заторопился Федор и, неловко приподнявшись на локтях, пополз по склону горы.
Василий смотрел ему вслед, и в голове его созревало беспощадное решение.
Когда он догнал Федора, тот повернул лицо и, по-собачьи засматривая снизу, тихо попросил:
— Не бросай, Вася… Все тебе отдам, что попросишь. Не бросай.
— Не брошу, — коротко ответил Василий и увидел, что звериной радостью блеснули глаза Федора.
Словно плеснув воду на огонь, он погасил эту радость:
— Не брошу. Я тебя на свет выволоку и нутро твое людям покажу… Расскажу, как ты меня на заливе топил.
— Не поверят тебе… — сипло выдохнул Федор.
— Поверят. — В голосе Василия слышалось такое убеждение, что Федор снова тонко заскулил.
— Ползи, чего глаза таращишь? — Василий зашагал по камням.
Федор послушно пополз вслед. Оставаться было страшнее, чем ползти вперед.
1962
АНДРОН ИЗ МЕРЗЛОЙ ГУБЫ
Поздней осенью Андрон Горелов приехал в Мерзлую губу, где стояла одинокая бревенчатая избушка, осевшая в каменистую землю.