— Да что тут сказывать, Иван Семёнович. Разбойники на деревню наскочили нечаянно. Кого сразу порубили, кого схватили да насильничают. Мы вон насилу сбежали, да сюда на заимку и подались. Боле некуда!
— Что за разбойники? — посмурнел Чемоданов, надвинувшись на мужика.
— На откудова мне знать, Иван Семёнович? — скривился тот, понурив голову. — По всему видать, воины. Одеты не бедно, да и оружие у них доброе. На простых душегубов не похожи. Вот только лопочут не по-нашему.
— Ляхи то, боярин, — сунулся вперёд сурового вида дедок, сердито поджав губы. — Я, когда царь Иван Васильевич Ливонию воевал, в ополчении службу нёс. Навидался.
— Что ты мелешь, дед? — нахмурился окольничий. — Откуда тут полякам взяться? Где Москва, а где Речь Посполитая⁈
— Так из армии Гришки Отрепьева, что к Москве идёт, — ответил я окольничему вместо старика. — К нему поляков много прибилось. Вот один из отрядов вслед за Пушкиным и Плещеевым и увязался. В Москву пока не сунулись — побоялись, а вон окрестные деревеньки пограбить, так это они завсегда рады.
— Царь-батюшка, спаси. Они там Нюшку убивают, — я оглянулся на незаметно подошедшую ко мне девочку лет шести.
— А кто такая Нюшка? — присел я перед ней на корточки.
— Так-то сестрица моя. Она хорошая! Она мне волосы расчёсывает и лепёшками завсегда делится.
Я замер, вглядываясь в эти заплаканные глаза на чумазой мордочке, смотревшие на меня с непоколебимой верой во всемогущего царя.
— Государь, нельзя нам на супостатов идти, — тихо дыхнул мне в ухо придвинувшийся Чемоданов. — На тебе даже броньки нет. Опасно. Да и времени нет совсем.
И вот как поступить? Я задумался.
С одной стороны, что мне за дело до одной подмосковной деревеньки, ставшей предвестником бедствий, только надвигающихся на Русь? Пройдёт совсем немного времени и кровь по всей стране рекой польётся. Целые города вырезаться будут, что там о деревнях говорить!
Да и я не в том положении, чтобы о спасении других думать. Самому бы ноги унести. Я ведь беглец и, в скором времени, самая разыскиваемая в стране персона. Об этом тоже забывать не стоит!
Но с другой стороны; что, вот просто так взять и удрать? Наплевать, что тут моих людей убивают и насилуют. Лишь бы шкуру свою спасти. Да, да. Именно моих! Хоть я и в бегах теперь, но царём быть ещё не перестал. Корону с меня никто не срывал, да и Лжедмитрий на царство ещё не скоро повенчается. Да и тогда с юридической точки зрения большие вопросы останутся. Если я, конечно, к тому времени ещё живой буду.
И какой же я после этого правитель, коли иноземцам позволяю безнаказанно свои деревни разорять?
Да и о пропагандистской составляющей спасения деревни забывать нельзя. Слух о том, что даже оставив Москву, невзирая на погоню, Фёдор Годунов бросился ляхов бить, русскую деревеньку грабивших, быстро по стране разойдётся. И этот слух на фоне борьбы с польскими захватчиками в будущем на мой имидж хорошо поработать может.
Ну, и наконец, просто девочку жалко. Вот как можно отказать, когда на тебя с такой надеждой и доверием смотрят? Я же тварью последней всю оставшуюся жизнь себя чувствовать буду!
— Сколько ляхов напало на деревню? — повернулся я к Тимофею.
— Примерно два десятка.
Проклятье! Многовато! Два десятка обученных солдат. А что я могу им противопоставить? Я посмотрел на Чемоданова, нашёл глазами переставших прятаться в избе Ломтя с Михаилом. Пятеро бойцов, если Фрола считать и чуть более десятка мужиков. Нет, по численности почти сопоставимо, но вот если на выучку воинскую посмотреть, то практически безнадёжно. Вот только выхода другого у меня нет. Не смогу я мимо пройти.
— Нужно помочь, Иван Семёнович. Нельзя ляхам русские деревеньки безнаказанно разорять! — окольничий попытался что-то возразить, но я решительно его оборвал: — Я так решил. Поляки нападения не ждут. Если внезапно навалимся, да ударим дружно, должны одолеть. Найдётся у тебя на заимке, чем мужиков вооружить?
— Найдётся, государь.
— Так доставай быстрей. Нам ещё через лес этот продираться. Как бы не вырезали ляхи всех крестьян.
К деревне подошли незаметно. Спрятались за деревьями, разместившись у самой кромки леса, осмотрелись.
Грабёж был в самом разгаре. Задорно горланили поляки, доносились крики женщин, громко орал связанный мужик, деловито избиваемый двумя ляхами. Рядом примостился третий, каля на костре нож. Ещё пятеро иноземцев усердно угощались, периодически черпая что-то из огромной бочки. Остальных грабителей видно не было, но судя по выкрикам и бабьему вою, они увлечённо шарились по домам.