— Тебе виднее, — хмыкнул скептически Порохня. — На то ты и обо́зный старшина!
— С пушками Пётр, и впрямь, управляться горазд, — нехотя признал Яцко. — Стреляет он знатно. Этого не отнять.
— А чего это вы поход в этакую пору затеяли? — поинтересовался Данила. — Кто же осенью по Чёрному морю плавает? Того и гляди, буря чайки во все стороны разметает!
— Так всё он, — вздохнул Бородавка, вновь кивнув на Сагайдачного. — Взбаламутил казаков на Раде, что осенью турки нападения не ждут. Вот сечевики в поход и поднялись.
— А чем плохо вышло? — усмехнулся тот в ответ. — Аккерман и Килию, считай, без боя взяли, наскоком! Теперь вот в Варну неожиданно нагрянем! Город богатый, торговый. Добычу хорошую возьмём. А буря что? От бури и укрыться можно. Для того вдоль берега и идём!
Стоп! А вот сейчас не понял! Варну же запорожцы в 1606 году разграбили. А сейчас осень 1605 года на дворе стоит. Это как же так? Нестыковочка получается! Да и командовал этим походом в той прежней истории опять же Сагайдачный, а не Бородавка. А здесь он только в замах ходит.
Оно, конечно, не мне претензии предъявлять. Этот преждевременный поход мне жизнь спас. Но как бы мне и в дальнейшем с этими датами не обмануться. Этак будешь, предположим, ждать нападение неприятеля в мае, а он в апреле или марте неожиданно нагрянет!
— Шустёр больно, — мрачно заметил Бородавка. — Варну с Килией не сравнишь. Крепость там сильная, да гарнизон изрядный. Они нас издалека заметят, да к обороне подготовиться успеют.
— Одолеем, — отмахнулся Сагайдачный. — Для того и пушки везём.
— А зачем нас напролом в Варне идти? — рискнул я влезть в разговор атаманов. — Не лучше ли хитростью крепостью овладеть?
— Никак опять что-то придумал, Чернец? — оглянулся на меня Порохня.
— А зачем что-то новое придумывать, когда можно то же самое повторить? — пожал я плечами. — У нас две галеры турецкие есть. Садимся за вёсла, часть казаков в басурманскую одежду наряжаем, других в трюме прячем, остальных на вёсла сажаем. И идём прямым ходом в Варну, турков из себя изображая. Запорожцев там не ждут, поэтому за своих и примут. А мы, как только войдём в порт, сразу всеми силами в крепость и ворвёмся! Если быстро и дружно ударим, они даже ворота закрыть не успеют. И держимся в крепости, пока подмога не подоспеет.
— Дельно, — пригладил усы кошевой. — Может получится. Такой наглости от нас турки точно не ожидают.
— А если они всё-таки успеют закрыть ворота? — засомневался Сагайдачный. — Пока казаки от галер до крепости добегут, время уйдёт.
— Не успеют, — категорично заявил я. — Как только причалим, капитаны, в сопровождении нескольких офицеров пойдут в крепость, якобы с докладом к местному паше. У нас и фирман, что турецкий капитан паше в Варну вёз, в целости сохранился. Как только пройдём ворота, подаём сигнал и набрасываемся на охрану. Крепость же рядом с портом стоит, у моря? — повернулся я к Сагайдачному.
Тот задумчиво кивнул, поглаживая пальцами рукоять пистоля.
— Значит, должны продержаться до подхода остальных казаков. Не думаю, что у ворот охрана большая будет. Кого туркам тут боятся? На них уже сотню лет никто не нападал. Как только проходим через крепостные ворота, вырезаем всех янычар, что там будут, захватываем ворот, что решётку у ворот опускает и держимся до подхода основных сил. Ещё и пушками, что в крепости на стенах стоят, поможем, если отбить сумеем. Только нужно несколько человек, которые хорошо по-турецки говорят. И волосы, — скользнул я взглядом по оселедцу, (длинному чубу на бритой голове) Яцко, — обычные должны быть, а не как у казаков.
— Я пойду, — решительно заявил Сагайдачный. — По-турецки хорошо говорю и обычаи их знаю. За капитана как раз сойду. И других хлопцев потолковей для этого дела подберу.
— Я тоже пойду, — решительно мотнул я головой.
Если и можно завоевать у запорожцев уважение, то только отвагой и храбростью в бою. К тому же, с самим Сагайдачным буду бок о бок биться, жизнью рискуя. Такое обычно сильно сближает.
— Ой ли? — оглянулся на меня обозный старшина. — То наш поход, казацкий. Сторонним людишкам в нём делать нечего!
— От чего же? — несогласно повёл плечами кошевой. — О гребцах, что с той галеры сняли, — кивнул он на бывшую галеру Култук-паши, — речи нет. А здесь невольники сами свободу себе добыли, собственной кровушкой за неё заплатив. Значит, люди храбрые и уважения достойные. Таких не зазорно и в поход к себе принять. К тому же мы собираемся на двух галерах к Варне идти. А эта галера — их законный трофей. И если мы её в дело берём, то и они имеют право в нём участвовать.
— Согласен, — кивнул Порохня. — Люди тут подобрались храбрые. Я сам всех в деле видел. Бились смело, труса никто не праздновал.