Уф! По самому краю прошёл. Опоздай подмога всего на пару мгновений и нашинковали бы меня османы в мелкий винегрет, а потом сказали, что так и было. Надо завязывать, на рожон лезть! Доблесть свою запорожцам показал, нужное впечатление произвёл, и хватит! Думаю, для того, чтобы завоевать среди них авторитет, этого достаточно будет. А то, в следующий раз, может и не повезти. И так уже Грязной мне в который раз жизнь спасает! Кстати, а как он там? Его же янычар срубил!
Отлепляюсь от стены и оглядываюсь по сторонам. Натыкаюсь взглядом на молодого запорожца, зажимающего руками окровавленное лицо, рядом замечаю Сагайдачного, склонившегося над пускающем кровавые пузыри Сидоренко, и, наконец, нахожу глазами своего боярина, лежащего возле непонятно кем брошенной у ворот телеги.
Да уж! Уполовинили нас! Из девяти человек только пятеро задуманную мной авантюру пережили. Вернее, четверо. Уж больно рана у куренного атамана нехорошая. Вряд ли выживет. Да и насчёт Грязнова и незнакомого мне запорожца, тоже вопрос открытый. Учитывая уровень местной медицины, любая рана может смертельной оказаться.
— Опять ты мне жизнь спас, Василий Георгиевич, — бросаюсь я к Грязнову. — Как ты? Сильно ранили?
— То пустое, г… — старик по привычке хотел добавить государь, но осёкся, заметив подходящего к нам обозного старши́ну. — Грудь, вражина басурманская, не шибко сильно рассёк. Если будет на то воля Божья, поживу ещё маленько на этом свете. Но бронькой нам на будущее разжиться бы не помешало. Сам-то как, цел?
— Да что со мной сделается, когда этакий телохранитель рядом? — я потянулся к набухшей от крови одежде. — Давай, показывай, что там у тебя за рана.
— Ты зачем с нами увязался, старик? — навис, в этот момент, над нами Сагайдачный. — Ты же на галере должен был остаться.
— Может, оно и к лучшему получилось? — покосился я в сторону обозного старшины, вспарывая ножом субун (камзол сшитый из зелёного сукна): — В этой схватке каждая сабля на счету была. А Василий троих янычар зарубил.
— В походе всё должно быть по плану, как заранее условились! — прошипел в ответ Пётр, зло скривив губы. — Сегодня к лучшему вышло, а в следующий раз погубить всё дело может. Тут с казацкой вольницей сладу нет, так теперь ещё и за вами присматривать нужно!
— Да какой уж тут теперь присмотр, — примирительно заявил я, с облегчением разглядывая рану Василия. Турецкий ятаган, и впрямь, вспорол грудь боярину не глубоко, черканув самым кончиком. Теперь, главное, чтобы туда никакая инфекция не попала. Эх, продезинфицировать бы чем-нибудь. — Варну мы взяли. Осталось только обратно в Сечь добраться. Что с атаманом?
— Умер Иван Сидоренко, — прямо на глазах сдулся Сагайдачный, утратив злой задор. Было заметно, что обозный старши́на гибель куренного атамана сильно переживает. — Всю грудь ему располосовали, и бронька не спасла, — Пётр истово перекрестился и с горечью добавил: — Добрый был казак!
— Добрый, — тихо повторил я, соглашаясь.
— Чернец! Живой! — возле меня, приобняв за плечи, приседает Тараско. — Экое дело сделали! — восторженно восклицает мой друг, прислушиваясь к рёву сражающихся где-то в окрестностях варнской крепости казаков. — Город, считай, без боя взяли!
— У тебя горилка есть? — разворачиваюсь я к казаку, не сомневаясь в положительном ответе. Тараско хлопец расторопный, общительный и с какой стороны масло на булку намазывать, хорошо знающий.
— Есть, — виновато покосился в сторону хмурого обозного Тараско. — Только бой же ещё не закончился. Может вечером.
— Дай.
Выхватываю из рук казака протянутую баклажку и, выдернув пробку, щедро лью на рану. Грязной взревел, грязно матерясь.
— Терпи, — велю я Василию, разрывая на полосы свою рубаху. — Это чтобы Антонова огня не было, — поясняю уже, недовольно скривившему губы из-за такой растраты, Тараске. — Обидно будет, выжив в такой заварухе, из-за банального заражения умереть.
Тот бурчит что-то в ответ, поспешно пряча баклажку обратно. Сагайдачный задумчиво посматривает на меня.
Стягиваю что есть силы импровизированную повязку на груди бывшего помойного, критически смотрю на то, что получилось. Вроде нормально. Не должно быть инфекции. Так-то я и близко не врач.
— Поможешь до галеры довести? — оглядываюсь я на друга.
Тараско мнётся, пряча глаза. Оно, конечно, ему в городе погулять хочется. Хоть и не оправился толком от раны, а в бой рвётся.
— Помогу, — пересилив себя, соглашается запорожец. — А то вон уже и чайки к пристани подходят. Ещё порубят вас казаки сгоряча, из-за одежды за басурманов приняв.