Мда. Похоже, не вышло ничего с задуманной мной авантюрой. Не пробиться нам теперь к проклятому вороту! Там уже с полсотни осман топчется.
— Вперёд, хлопцы! — Корч, зарубив последнего из своих противников, кинулся к лестнице, ещё на что-то надеясь. — Ударим дружно!
— Куда⁈ — ухватил старика за рукав Сагайдачный, брызгая слюной. — Не пробиться нам к вороту! Половину пока спускаться будем, перестреляют, остальных порубят за зря!
— Так что же, не с чем бежать, атаман⁈ — поддержал Евстафия Тараско. — Там чайки уже на подходе, — махнул он в сторону реки зажатой в руке саблей.
— Погибнув, ты им не поможешь! — раздражённо отмахнулся от моего друга обозный старшина. — Хлопцы! Держи лестницу! Не давайте басурманам наверх подняться! Пушки клепайте! Может удастся ту цепь с чаек порвать.
Турок встретили примерно на середине подъёма, ударили, опрокидывая вниз на камни самых ретивых. В ответ вновь рявкнули мушкеты, выбивая казаков одного за другим.
Маты, хрипы, стоны, плач, всё это смешалось в какую-то жуткую, леденящую кровь от ужаса какофонию, замешанную на звоне и скрежете стали.
Я заскрежетал зубами в бессильной ярости.
Ну как, так-то⁈ Хорошая же задумка была! А теперь, выходит, все жертвы зря? Ещё и чайки опять под раздачу попадут. А там Настя, Грязной, Аника тот же! Не должно так быть! Должен быть выход!
Дико матерясь, посмотрел вниз и зацепился взглядом за навес с бочками, оказавшийся как раз под ногами.
— Дядько Корч, — окликнул я старого запорожца, увлечённо вбивающего в этот момент обухом топора гвоздь в запальное отверстие пушки. — А в бочках, что внизу стоят — порох?
— Порох. Не успели турки для него нормальный склад построить.
— Вот бы его взорвать. Их же там очень много. Глядишь, взрывом и ворот с цепью снесёт.
— Как же ты его взорвёшь? — озадачился запорожец, взглянув вниз. — Факел бросить? Так там навес.
— А если ядра скинуть? — пнул я ногой один из кругляшей, сложенных возле пушек. — Навес хлипкий. Насквозь его пробьют.
— А сверху потом ещё порох высыпать, — хищно оскалился, услышав моё предложение Тараско и хлопнул рукой по одному из мешочков с отмеренным пороховым зарядом для пушки. — Тогда наверняка взорвётся!
— Гей, хлопцы! — тут же загорелся идеей Евстафий. — Хватайте ядра да кидайте вниз на бочки с порохом.
— Ты что задумал, Корч? — вырвавшись из схватки на лестнице, подбежал к нам Сагайдачный.
— Порох внизу взорвём, — оскалился тот в ответ. — А заодно и ворот этот проклятый с места сковырнём. Глядишь, чайки и проскочат!
Навес, между тем, не выдержав ядропада, затрещал, покрываясь пробоинами. Казаки, следуя командам старого сечевика, схватились за мешки с порохом, вспарывая их и высыпая вниз содержимое.
Напор турок, почти пробившихся было наверх, сразу ослаб. Сообразив, что задумали их враги, османы бросились прочь, прячась за постройками.
— Забегали, вражьи дети! — заливисто засмеялся Корч, вскинув вверх сжатый кулак. — Взрыва испугались!
— Так и нам достанется, если взорвём, — озадачился Сагайдачный. — Тут никому не выжить.
— Уходите, — облизал я пересохшие губы, сам удивляясь своему безрассудству. — Моя задумка, мне и ответ держать. Чайки уже рядом. Подберут вас.
— Я с тобой, Чернец, — решительно заявил Тараско. — Одного убьют, другой факел кинет.
— Пусть так, — решительно мотнул головой обозный старшина и обернувшись к казакам, гаркнул: — Все в реку! Уходим, товарищи!
Запорожцы, пользуясь тем, что враг отступил, дружно ринулись к стене, один за другим прыгая в бездну.
— Уходи, Тараско, — рявкнул я на друга. — Незачем обоим погибать.
— Я друга не брошу, — мотнул он головой и дёрнулся, обернувшись на вскрик. — Мохина!
Молодой запорожец упал, держась за простреленный бок.
— Уходи, — повторил я, взяв в руку факел. — За Петро, присмотри. Он один не выплывет. Я следом.
— Ты главное выживи, Чернец, — проскрипел тот зубами, помогая подняться Мохине. — Обязательно выживи.
Я лишь кивнул, наблюдая за неловким падением в реку друзей, выждал немного, убедившись, что они всплыли и давая время хоть немного убраться от крепости, всмотрелся вдаль, различая силуэты подплывающих чаек.
— Дурак ты, Федька. Как есть — дурак! Более глупой гибели и придумать нельзя! И ведь сам вызвался!
Упрямо мотнув головой, я глубоко вздохнул, набираясь решимости, и, кинув факел вниз, тут же сиганул со стены.