— Ступай. Удачи тебе, Василий Григорьевич.
— Береги себя, Фёдор Борисыч.
Я ещё немного постоял, провожая взглядом Грязного. Ну, вот и всё. Своих людей в Москву и Смоленск заслал. Теперь остаётся только ждать. Как вернуться, хоть что-то прояснится.
— Чернец, чего встал? — оглянулся на меня Порохня. — Пошли. Отец Иннокентий уже службу начал.
Я мотнул головой, отгоняя прочь невесёлые мысли и решительно вошёл в храм.
Церковь была набита казаками. Дородный, одетый в роскошную ризу поп уже начал службу, тягуче выговаривая слова молитвы.
Запорожцы — люди глубоко верующие, но при этом отношение к церкви у них довольно своеобразное.
С одной стороны, трудно найти более ярых ревнителей православия. Сколько казаков погибло, сражаясь за неё, сколько сгинуло на чужбине, отказавшись сменить веру? И не скупились при этом, возвращаясь из удачного похода, добровольно жертвуя в пользу церкви половину своих доходов. Половину! В то время как в Европе римский папа положенную ему десятину зачастую лишь под угрозой отлучения выбивал.
С другой стороны, трудно найти среди православных в то время людей так наплевательски относящихся к церковным службам и ритуалам. Глубоко верующие, запорожцы были нечастыми посетителями находящейся в Сечи церкви, ограничиваясь благословением батюшки перед походом и поминальной службе о погибших. А о том, чтобы заставить соблюдать какие-либо посты и мечтать было нельзя. И вместе с тем, в случае нападения на Сечь, в первую очередь именно церковь они были готовы отстаивать до последнего, умирая у её порога.
Я встал в стороне, размашисто перекрестившись и огляделся по сторонам. Вся сечевая администрация была уже здесь, заняв место в первых рядах. А вот простых казаков было не столь много. Очевидно, многие ещё не пришли в себя после вчерашнего загула. Или уже поправляли здоровье, через силу доковыляв до шинка.
Ну, и ладно. Если церковную службу кто-то и проигнорировал, то к наметившемуся после неё дележу добычи, все соберутся.
Так и оказалось. Получив благословение от отца Иннокентия, все дружной толпой направились на площадь. Старшины вышли на середину, со всех сторон начал дружно подтянулся народ. Бородавка, немного постоял, выжидая, пока хоть немного спадёт поднятый сечевиками гвалт и поднял булаву.
— Товарищи, — окинул он взглядом притихшую толпу. — Мы славно погуляли в последнем походе. Взяли на щит Аккерман, Килию, Варну. Теперь на всём западном побережье Чёрного моря басурмане дрожат от страха только при одном упоминании о запорожцах. А ещё товарищи мы взяли в этом походе столько добычи, сколько никогда ещё до этого на Сечи не брали! — кошевой прервался, пережидая одобрительный рёв запорожцев. Вверх взметнулись сабли, хлопнули выстрелы из пистолей. — А ещё панове, мы на обратном пути смогли прорваться сквозь цепь, выставленную османами поперёк Днепра. Не только прорваться, но и изрядно разрушить турецкую крепость Казы-Кермен, утерев тем самым нос собаке-султану, захотевшему не пустить нас обратно на Сечь! — Бородавка выразительно потряс булавой под ещё более громкий рёв сечевиков. — Товарищи! Настало время поделить между собой добытое ратным трудом. Честно, по совести, как Христос нам заповедовал! — Яцко обвёл орлиным взором ревущую толпу и продолжил: — Тем, кто хотел взять себе что-то из взятых им на саблю трофеев, уже взял вчера в счёт своей доли. Остальное, как водится, мы сбыли купцам, превратив в звонкую монету. Пусть войсковой писарь, Игнатий Барабаш отчитается в полученной им выручке, — кошевой чуть повернулся и поклонился в сторону войскового писаря.
Вперёд вышел уже довольно пожилой, худой, неброско одетый казак. Поверх серой рубахи наброшен суконный кафтан, синие шаровары, поверх яловых сапог, традиционный чуб, свисающий на гладко выбритой голове, седые, но ещё густые усы, свисающие до плеч.
— Значит так, ребятушки, — пробасил он неожиданно густым, сочным голосом, разительно диссонирующим с его комплекцией. — После расчёта с купцами мы получили 80 тысяч золотых монет, — вокруг охнули, поражённые гигантским размеров суммы. — Половина, как водится, будет пожертвована церквям и монастырям, дабы процветали они и хранили веру православную, пятая часть пойдёт в кошевую казну на нужды Сечи. Остальное делится между участниками похода и сечевыми казаками, что Сечь запорожскую от ворога в это время охраняли. Итого каждый казак, участвовавший в походе, получит по 16 золотых, а сечевые казаки, что в походе не участвовали по 8 золотых.
Запорожцы сдержанно загудели. Сумма для тех времён была немалая. Скажем на один золотой можно было три коровы купить. Я же озадаченно почесал затылок, соображая. Это откуда же у простых купцов такая огромная сумма да ещё в звонкой монете при себе оказалась? И главное, вовремя как. Как раз к возвращению запорожцев с похода на Варну.