— Охрана, — коротко ответил Ламар. — Постараемся пройти незаметно.
— Разве ты не говорил, что мы уже проехали все твои посты?
— Выходит, я ошибался. Возможно, это нас ищут. Или существует еще одна линия обороны, о которой я не знал.
Тон, которым говорил мужчина, не предвещал ничего хорошего, и я замолчала. Понимая, что слишком рано успокоилась, я пыталась представить, чем могло грозить нам это очередное препятствие, и сможем ли мы миновать его без потерь. В последнее время рядом со мной было слишком много смерти — и я не хотела, чтобы кто-то еще погиб из-за меня. В какой-то момент я подумала, что, если нас обнаружат, мне стоило бы принять удар на себя, чтобы дать остальным возможность скрыться. Но, представив себя в роли Жанны Д’Арк, я чуть не рассмеялась и отогнала от себя эти глупые мысли. Что я могла противопоставить толпе вооруженных и хорошо обученных воинов? Совершенно ничего. Значит, и фантазировать на эту тему не стоило.
У меня уже был определенный опыт коротких перебежек, и я почти гордилась тем, что не стала обузой для своих спутников. Стараясь производить как можно меньше шума, я шла след в след за Ламаром, чувствуя, как Агер идет за мной, прикрывая мою спину. Мердок замыкал шествие. Чем ближе мы подходили к невидимой черте, тем сильнее я волновалась — сердце билось так сильно, что мне казалось, что оно вот-вот выпрыгнет из моей груди, и как я ни пыталась успокоиться, у меня ничего не выходило. Наконец, когда мы добрались до небольшого оврага и, по знаку идущего впереди мужчины, укрылись в нем, я смогла перевести дух. Эта передышка пошла мне на пользу, и когда Ламар знаками показал, что сейчас нам предстоит последний рывок, я уже была более или менее в порядке. Мы находились так близко к пограничникам, что я могла разобрать отдельные фразы, когда они разговаривали друг с другом. В них не было ничего таинственного — судя по всему, для этих людей патрулирование было совершенно обыденной работой. Один из них рассказывал о том, что собирается на днях попросить у начальника прибавку к жалованью, потому что у них в семье ожидается прибавление. Сначала это показалось мне странным, но затем я вспомнила о том, что местный институт семьи отличался от того, что был в стране Бальтазара. Дождавшись, когда болтающие друг с другом воины отошли так далеко, что их голоса были едва различимы, Ламар махнул рукой — и я, разом вспомнив все молитвы, которые когда-либо мне приходилось слышать, выбралась из оврага и, стараясь производить как можно меньше шума, на негнущихся ногах побежала за ним. Мне казалось, что я топаю, как слон, хотя, скорее всего, это было далеко не так — и, тем не менее, каждую секунду я ждала, что вот сейчас раздастся окрик, и за нами начнется погоня. Однако, несмотря на все мои страхи, нам удалось миновать заветный рубеж, и когда спустя десять-пятнадцать минут бега мы остановились, чтобы восстановить дыхание, стало понятно, что граница со всеми ее явными и скрытыми опасностями осталась позади. Испытывая огромное искушение растянуться на мягкой траве, я перевела взгляд на Агера и заметила, что мальчик испытывает примерно те же чувства. Осознание того, что не я одна страдаю, неожиданно придало мне сил, и я даже смогла выдавить из себя подобие улыбки.
— Поздравляю нас всех, — прохрипела я, стараясь отдышаться.
— Пока рано, — отозвался Ламар, с беспокойством оглядываясь. — Слишком тихо, мне это не нравится.
Мердок присоединился к мужчине, и они вдвоем отошли в сторону, переговариваясь вполголоса. Оставшись с Агером наедине, я шепотом спросила его, что он думает по поводу происходящего. Однако охотник только пожал плечами — судя по всему, его мало беспокоил тот факт, что мы находимся в стране, о которой никто толком ничего не знал.
— Сейчас главное — дождаться рассвета, а там видно будет, — рассудительно ответил мальчик. — Пока сложно что-либо сказать.
— Думаешь, обойдется?
— Не знаю.
Односложные ответы, которые в последнее время стали обычными для моего друга, порядком мне надоели — я начинала скучать по прежнему Агеру, веселому и добродушному парню, который испытывал ко мне теплые чувства. Но то ли перемены так сильно повлияли на него, то ли он начал подозревать, что со мной что-то не так — его словно подменили, и я с трудом узнавала в нем того человека, которым он был еще недавно. Конечно, я не стала говорить ему об этом, особенно учитывая потерю, которую он только что перенес. Наверное, втайне я надеялась на то, что скоро, как только все придет в норму, каждый из нас вновь станет самим собой. Ну, кроме меня, конечно — для меня естественность была непозволительной роскошью.