Потрясенные, смотрели мы на старого друга Хван-посу — Большого охотника, как уважительно звали его односельчане, несмотря на малый рост. А он, издав звук, отдаленно напоминавший привычный смех, довольно внятно произнес:
— Что, красивый? Теперь уж ничего. А видели бы недели две назад, когда меня в госпиталь привезли… Валери-сан, не беспокойся, винтовка твоя цела, — вот там в углу, спрятана в плаще. Чего стоите? Садитесь поудобнее, я расскажу, как мы боролись! Честно говоря, стоит послушать…
Мы сели, закурили, а Хван, слегка запинаясь, заговорил.
Взяв у меня винтовку, он через несколько дней добрался до последней деревушки и полицейского поста Нонсадон на восточной границе обширного Пэктусанского плоскогорья. Местный охотник Ким, шустрый старикан, уже поджидал компаньона.
У Кима в тайге несколько надежно запрятанных избушек, — он панически боялся хунхузов. И не без основания. Еще молодым его захватили в плен, требовали выкуп. Назначенной суммы не было, хоть продай фанзу, быка и даже жену… Клялся, но те разве поверят? Отрезали ухо, ночью голым привязали к дереву — на съедение комарам… Этой пытки никто не выдерживал, но пленник перетер веревки и бежал сквозь тайгу — в чем мать родила.
Случай был далеко не единственным, старик предупреждал, что в этих местах нужно быть готовым к встрече с темными людьми. Однако беда пришла с другой стороны.
Начался сезон медвежьих свадеб. Это время страшных хороводов, когда возле одной самки собирается по нескольку самцов, часты кровопролитные драки. Даже хорошо вооруженному охотнику не следует опрометчиво открывать огонь по такой группе.
Утомленные самцы заваливаются спать и спят очень крепко. Нередки случаи, когда охотник, не подозревая, подходит к спящему в густой траве медведю вплотную и, обычно убегающий от человека, разбуженный зверь стремительно набрасывается на первого встречного…
Старик предупреждал о повадках пэктусанских медведей, но беспечный Хван, как всегда, отшучивался. Ружье носил на ремне за плечами, вместо кинжала на поясе — складной нож на веревочке в кармане брюк. Все ему нипочем!
С раннего утра, обойдя настороженные ямы и петли, они возвращались в зимовье. Солнце поднялось высоко, стало жарко. Усталый и голодный, дед сильно отставал. Хван решил не ждать, поскорее добраться до табора и начать готовить завтрак. Оставив старика позади, он подошел к упавшему через ручей стволу лиственницы, служившей мостом. Невдалеке за ключом маячила избушка. Хван-посу с ходу вспрыгнул на вывернутый из земли корень и обомлел: из-под корня поднялся огромный бурый медведь! Они столкнулись нос к носу, стащить из-за спины оружие охотник не успел. Ударом лапы дальневосточный гризли сбил человека с ног и оборвал ремень винтовки, отлетевшей в сторону. Но Хван вывернулся и вскочил на ноги. Бежать? Он понял, это бесполезно: нагонит в два прыжка, схватит сзади и задавит, как мышонка. Одна надежда — кричать и бороться сколько хватит сил до подхода деда. Может быть, зверь испугается и убежит.
И он бросился не назад, а вперед, обхватил руками поднявшегося на дыбы гиганта, спрятал голову ему под мышку. Что есть мочи, упираясь, чтобы не быть опрокинутым, закричал во всю глотку: «Ким-ёнгам! Комиге таргетта! Сальгва чу!» — «Ким-старец! Медведь напал! Выручай!»
Он понимал, что, подбежав, старый охотник должен увидеть лежащий в траве спрингфилд и прикончить зверя. В крайности у него с собой топор на длинной ручке, грозное оружие в опытных руках: трахнет сзади по черепу — никакой колосс не выдержит. Вспомнил о ноже, но если одной рукой довольно просто выхватить из-за пояса кинжал, то вытянуть из кармана складной нож и раскрыть — в таком положении невозможно.
Они боролись стоя, топчась на месте. Сам как дубовый пень, Хван-посу все же не мог долго сопротивляться. Всему есть предел: он оступился и упал, угодив головой между задних ног медведя. — Вот где смрад! Думал, задохнусь, ха-ха…
И все-таки, не сдавшись, стал брыкаться, как вдруг почувствовал сильную боль выше колена, потом внизу живота. Собрав все силы, вырвался на мгновение, вскочил, снова закричал, но тут обрушился страшный удар лапой по голове.
— Упал я, ничего не вижу, только слышу: «уду-ду, уду-ду, уду-ду!» — ухо мне отрывает и шею рвет…
Глаза уже ничего не видели, кожа на лбу разорвана, кровь залила лицо. Чувствуя конец, Хван снова закричал диким голосом: «Старик! Дед! Погибаю! Выручай!!!»