— Я знаю, знаю, слышал о вас, уважаемый достопочтенный господин Лю…
Он рассказал, что много лет занимается таежным промыслом. Настораживает ямы и петли на изюбров, есть у него завалы и на кабаргу. Осенью ищет женьшень. А сегодня утром заблудился в тумане, и когда вышел на эти заброшенные маковые поля, заметил дым, решил повидать людей. Ему бы соли, если можно, хоть немного…
— А куда отсюда? С кем будешь встречаться?
— На лето я ухожу к родственникам в Маньчжурию, в Нингуту.
— В Нингуту, это ладно. А на какой улице живут твои родичи?
Дух перехватило. К счастью, Син неплохо знал этот торговый городок, однако почувствовал, как сразу взмокла спина. Но медлить было равносильно смерти, и он назвал адрес знакомого корейца.
— Мои живут на Восточной, третий дом от угла.
— А-а… Помню, есть там ваши вшивые фанзы…
Долго единственным глазом на изъеденном оспой желтом лице прощупывал гостя суровый батоу. Потом харкнул, плюнул на земляной пол и отпустил щуплого прокопченного бродягу. Махнул помощнику:
— Выведи его, пусть катится ко всем чертям. А соль нам и самим нужна…
Семь потов сошло с разведчика за время этого недолгого, но настойчивого допроса. Он отлично понимал — одного жеста атамана достаточно, чтобы ему в два счета отрубили голову. Но самообладания не потерял и неторопливо шагал по тропке, затылком чувствуя дуло ружья и неотступный взгляд часового, которому — он был уверен — дана команда: в случае малейшего подозрения попросту шлепнуть бродягу.
Зато теперь он знал все. Сколько их, как вооружены, а главное — как удобнее подойти, чтобы захватить врасплох.
Михаил Иванович слушал внимательно. Он отлично понял, на какой риск шел смелый староста ради их общего дела. Положил руку ему на плечо.
— Молодчина, Солле! Ей-богу, тебя следовало бы представить к награде, да только прав у нас таких нет. — И он крепко пожал узкую, твердую руку корейца. — Вы согласны со мной, господин унтер-офицер?
— Так точно, Михаил Иванович. Я вполне разделяю ваше мнение. На мой взгляд, господин Шин совершил немалый подвиг!..
Теперь, после доклада Син Солле и изучения начерченной им палочкой на песке карты, все трое приступили к разработке плана окружения длинного барака. В эту ночь костров не жгли, боясь чем-либо выдать свое близкое присутствие.
А на рассвете банда оказалась в кольце, попала под перекрестный огонь. Понеся большие потери, потеряв своего одноглазого атамана, уцелевшие бандиты сдались. Двадцать восемь разбойников оказались обезоруженными и связанными, все трофейное оружие навьючено на отбитых у них лошадей. Хунхузов довели до приграничной заставы, передали маньчжурским властям.
Начальник уезда и приграничной крепости Хунь-Чунь пригласил старших отряда к себе в резиденцию, устроил прием, церемонно благодарил за помощь и просил погостить до завтра, чтобы присутствовать на суде над пленной бандой. Михаил Иванович вопросительно посмотрел на Син Солле, выступавшего в роли драгомана:
— Стоит ли оставаться, удобно ли?
Син мотнул головой:
— Не надо обижать. Начальник хочет, чтобы вы рассказали нашему губернатору — как китайские власти наказывают разбойника…
В центре опоясанной каменной стеной крепости, посреди площади, стоял специально сооруженный деревянный помост. Напротив ведущих на него ступеней на застланных цветастыми покрывалами скамьях и креслах расположились все местные начальники и гости. Вокруг, стоя плечом к плечу, теснились жители Хунь-Чуня и окрестных деревень, собравшиеся здесь с раннего утра.
На эшафоте, лицом к толпе, на коленях — подсудимые.
Первым на возвышение поднялся главный судья в синем, крытом шелком халате. Судья поднял руку, и гул затих. Развернув длинный свиток, он выразительно и громко огласил перечень всех совершенных хунхузами злодеяний: ограблена такая-то деревня, убито, угнано в плен для получения выкупа столько-то человек, забрано скота и имущества…
Порою он, обращаясь к собравшимся, спрашивал:
— Верно? Так?
Толпа волновалась, ревела:
— Так, так, так!!!
В заключение судья торжественно зачитал решение трибунала: все двадцать восемь подданных Поднебесной Империи приговаривались к смертной казни через отсечение головы. Народ, воздев сжатые кулаки, гортанными криками восторженно выразил свое одобрение.
И тогда на помост взошел палач.