Чуть свет они с Александром подъехали к приваде. От козла не осталось ни клочка! Огляделись и вдруг заметили припорошенный снежком рыжий холмик… Есть, попался кровожадный убийца!
Братья, прямо на санях, двинулись по следу уходившей на север стаи и засветло собрали восемь отравившихся красных волков! Остальные в панике покинули полуостров.
Уже в сумерках они прикатили во двор усадьбы.
Волков втащили в кухню и разложили на полу. Полюбоваться на них при свете сильной керосиновой лампы сбежались Платон, Антипов, конюх Митюков, пастухи-корейцы, обе сестры, Ян и Сергей. Мать внесла и посадила верхом на волка маленького темноглазого Павлика.
Девочки гладили блестящий мех и прикладывались к нему щекой. Мальчишки опасливо дергали хищников за уши и хвосты. Митюков, как обычно, успел к вечеру хватить разведенного, спирта: нос красный, светлые глазки сверкают, сивая бороденка взъерошена. В таких случаях он бывал особенно разговорчив. И сейчас, сидя на табурете, слегка заплетающимся языком поучал:
— Доигрались, заразы. Сколь ночей людям спать не давали, сколько наших олешек зазря погубили. Вот, туды вам и дорога…
Намучившиеся с волками пастухи-корейцы, Магай и Хан, сразу отличили «главаря банды». Сидя на корточках, время от времени стукали рыжего вожака по широкому лбу, изливая на него тирады отборных шипящих звуков…
В эти минуты пунцовые, счастливые охотники за обе щеки уплетали мясную похлебку из косулятины, наперебой рассказывая сидевшему рядом дядьке Платону подробности сегодняшнего дня.
Когда кончили ужинать, Ольга Лукинична распорядилась:
— Ну, мужики, тащите теперь волков в кладовую на холод. Здесь оставлять нельзя, жарко. Да и не дай бог — слюна оттает, потечет на пол. Это же стрихнин, не шутки. Вы, Нюта и Лиза, приготовьте теплой воды. Как вынесут, помойте аккуратненько. — Она улыбнулась: — Вот папа-то приедет — обрадуется!
Он прибыл через день и, конечно, просиял; подробно расспросил сыновей, похвалил, потрепал по плечам. А жене наедине сказал:
— Молодцы ребята, не подвели. Как камень с души свалился!
Потом, при участии детей и помощников, аккуратно снял шкуры, отпрепарировал черепа и два лучших скелета. Очень редкие по тем временам четыре шкуры и черепа были отравлены в адрес Российской Академии наук. По одному комплекту пожертвовано во Владивосток, Хабаровск и Иркутск — обществам изучения Приамурского края. А одна рыжая голова как живая много лет смотрела со стены рабочего кабинета Нэнуни — Четырехглазого.
Кион альпинусы надолго оставили Сидеми в покое, пятнистые олени уцелели для потомков.
Ярким мартовским утром по сверкавшему льду Лебяжьей лагуны тянулся конный обоз. На переднем возу сидели. Михаил Иванович с Яном, за ними — его шурин Семен Лукич с Александром, следом — Платон с Юрием. Дальше Митюков и Андрей Агранат с помощниками. Все сани были загружены туго набитыми мешками с необмолоченным ячменем и чумизой.
Не доезжая полверсты до западного, густо поросшего камышом берега, где когда-то тигр задавил Желну, Михаил Иванович остановил коня и дал подтянуться остальным.
— Ну вот, отсюда и начнем. Кто в первый раз, знайте: будем рассыпать зерно неширокой, в аршин-полтора, полосой, с интервалами в несколько сажен. Семей Лукич, ты с Шуркой держись слева от нас, Платон с Юрием за вами, и дальше — как ехали. Ориентируйтесь на меня. Пойдем широкими кругами, нужно захватить площадь побольше. Ваня, развязывай мешок и, как я трону, сыпь позади саней помаленьку. (Родители, да и все домашние часто называли Яна — Иваном, Ваней.) Ну, поехали!
Теперь сани двигались параллельно друг другу, а помощники, стоя на запятках, опустошали на лед мешок за мешком.
Маленький Ваня тронул отца за плечо:
— Папа, а зачем мы сыплем зерно полосами, а не кучкой?
— Ты же знаешь, что мы его оставляем для перелетных птиц. Скоро они начнут подлетать с юга и садиться здесь на отдых. Найдут корм, примутся есть. А если его свалить кучами, сильные не подпустят слабых. Гуси и лебеди поедят, а уткам не достанется.
— А если полосками?
— Тогда всем хватит. Эти полосы протянутся на много верст, и на каждом шагу сможет разместиться несколько десятков птиц. Пусть они даже толкаются и скандалят, все равно большинство сумеет наесться вволю. Хотя без драк и обид, конечно, не обойтись. Понял теперь? Тогда рассыпай аккуратно, не торопясь…
У Михаила Ивановича везде был свой, особый порядок. Например, если по всей России открытием осенней охоты считался день Петра и Павла — 29 июля по старому стилю, — то на Сидеми она открывалась с первого сентября. Никто не смел выстрелить в подлетыша утенка или гусенка, тронуть линного гуся, неокрепшего фазана или сосущего мать дикого козленка. Эти неписаные законы соблюдались неукоснительно, нарушителей лишали оружия. Помимо этого Янковский уже двадцать лет вел фенологические наблюдения и редко ошибался в своих прогнозах.