Сейчас он со всей ясностью понял, как своевременно, еще на Аскольде четверть века назад, взял их под свою защиту и оберегает от всех посягательств по сей день.
БРАКОНЬЕР
Туманным июльским вечером с западного перевала к хутору торопливо семенил Митюков. Прошагал двором прямо к крыльцу, взбежал по ступенькам и постучался в кабинет. Михаил Иванович уже засветил керосиновую лампу и, сидя за рабочим столом, четким острым почерком заполнял свои книги по коннозаводству.
— Здорово, Митюков, чего так запыхался?
— Шибко поспешал, Михал Иваныч. Ввечеру ктой-то стрелил в Смежной пади, а наши никто в ту сторону вроде не проходили. Стало быть, чужой. Я еще вчерась приметил, — вроде бы дымокурчик из овражка вился. Да ведь этот чертов туман как залег, так три дни и ни с места, ничего толком не разглядишь. Чуть пронесет и снова здорова…
— Да, одолел нынче туман пуще обычного. Выстрел, говоришь? Подозрительно. Сегодня у нас и верно на пантовку никто не спрашивался. Кто бы это мог быть? А Андрей где?.
— Андрей Алексеевич ноне в Семивершинной, то не он. Этот дьявол бродит вдоль обрывов, я слыхал, там олени свистели. Приплыл, видать, стервец, морем, а лодку, поди, крепко припрятал, незаметно нигде. Залег теперича в чаще, а на заре опять зачнет браконьерствовать!
— Похоже, ты прав. Ну ладно, иди на кухню, поужинай и отправляйся назад в сторожку, а я чуть свет подскочу…
Едва светало, когда Михаил Иванович подъехал к указанному Митюковым распадку. Похрапывая и «играя селезенкой», Саиб шел свободной рысцой, оставляя позади в высокой, седой от мороси траве извивающуюся змейкой темную стежку. Слева показалась узкая, свободная от тумана, хмурая полоска моря. Михаил Иванович придержал коня, перевел на шаг. Становилось заметно светлее.
И вдруг, приглушенный туманом, не далее, как в полуверсте, бухнул одиночный выстрел. А следом за ним прозвучал протяжный, тревожный свист; мелькнули тени, процокали копытами несколько убегавших в горы оленей.
«Ага, где-то там, неподалеку от моря, в обрывах!»
Михаил Иванович стянул винчестер, положил его поперек седла и тихонько послал Саиба вперед. Не прошли и двухсот саженей, как перед ними, поперек пути, обозначился волок. На примятой траве — кровь.
Повернул коня по направлению волока. Еще сто шагов — и в кустах мелькнуло что-то бурое. Михаил Иванович спрыгнул с седла. Так и есть, олень! Даже не выпотрошенный, еще горячий, но уже обезглавленный. Значит, браконьер захватил только голову с пантами и кинулся к берегу, чтобы тут же скрыться на лодке. Но где она? Митюков вчера ее не обнаружил. Видно, ловкий хищник!
Янковский снова вскочил в седло и поскакал к невысокому обрыву, нависшему над бухтой. Над морем стеной стоял плотный туман. Он только чуть отступил от берега, оставив неширокую полосу отливавшей сталью воды.
Михаил Иванович спешился, быстро привязал Саиба к кусту и огляделся. «Этот черт где-то здесь у берега, под обрывом. Неужели успел столкнуть лодку и уйти? Не может быть, ведь я опоздал на какие-то минуты…»
И в этот момент из-за темных, обсиженных бакланами прибрежных камней на серую гладь воды вынырнула лодка!
Их разделяло меньше сотни шагов, и Михаил Иванович отчетливо разглядел стройную поджарую фигуру и молодое, с темными усиками лицо. Сейчас оно было бледно от волнения и напряжения.
Человек очень спешил. Почти ложась на спину, далеко назад забрасывал весла и сильными толчками гнал шлюпку в открытое море, в полосу тумана. Он еще не видел преследователя, но чутьем браконьера ждал его появления с минуты на минуту.
— Стой! Поворачивай, стрелять буду! — крикнул Янковский.
Мушка винчестера нащупала зеленовато-серую куртку, сделала нужный вынос. Палец лег на крючок. Теперь только плавно нажать, и парень ткнется носом в дно лодки. И все.
Но тот и не думал поворачивать, приналег еще сильнее.
«Но ведь совсем молодой, да и в меня не стрелял. Нет, надо перебить греби или сбить уключину и взять живым, проучить».
Он поймал в прицел весло, и, когда беглец занес и опустил его в воду, — с обрыва рявкнул крупнокалиберный винчестер. Донесся сухой щелчок, весло вздрогнуло, от него отлетела большая щепка. Подняв фонтанчик брызг, пуля ушла в глубину. Гребец весь съежился и выронил весло, но оно не переломилось.
— Черт, выдержало! А ну, дай-ка в уключину… — Михаил Иванович передернул скобу, прищурился, убрал дыхание, и — снова попал точно. Уключину заклинило, шлюпка начала разворачиваться.
Однако браконьер не растерялся. Мигом пригнулся, схватил лежавший под ногами маленький топорик и начал лихорадочно выправлять погнувшееся железо. Раздался третий выстрел. Видно, и эта пуля попала в цель, но дала рикошет. Человек вдруг странно дернулся, покачнулся, но вскочил на ноги, и, выхватив из гнезда другое весло, опустил его за кормой и начал быстро, по-азиатски, юлить. Остановившаяся было лодка снова набрала ход и, тускнея, втянулась в полосу тумана. Михаил Иванович чертыхнулся и опустил ружье.