Но, как ни странно, не боялся Бангора один человек, — старый «гном» Митюков. К этому времени он давно ушел из конюхов, перейдя на должность егеря. Жил в сторожке на вершине горы, высматривал в бинокль хищников и браконьеров, докладывая о делах по полевому телефону. По субботам приходил на хутор париться в бане, после чего «гулял».
В воскресенье утром, хватив граненый стакан слегка разведенного спирта, Митюков нетвердыми шагами поднялся на парадное крыльцо хозяйского дома. Здесь Ольга Лукинична потчевала чаем иркутских гостей — сестру Степаниду с мужем. Степанида Лукинична уже несколько лет не видела Митюкова и почему-то решила, что его уже нет в живых. И, вдруг встретив, всплеснула руками.
— Батюшки, кого вижу! Митюков, здравствуй! Да ты еще жив?!
«Гном» усмехнулся. Он не был лишен чувства юмора и собственного достоинства. Задорно мотнул бороденкой:
— Здрасьте, Степанида Лукинична, здрасьте. Как же, давно не видались. Жив я, жив. Так ведь и вы ж еще не померли?
Гости смутились, а Митюков беззлобно рассмеялся. «Водочная» храбрость уже брала свое, и он вдруг выпалил:
— Бабушка Ольга Лукинична, я иду к Бангору. Запустили его, бедного, без меня. Дайте, пожалуйста, ножницы.
— Да ты ж пьян, Митюков. Лучше завтра, а?
— Какой же я пьяный, только чуть пригубил. Дозвольте мне его в порядок привести. Завтра некогда.
— Да ладно уж, иди. Кроме тебя, и верно, что некому.
Польщенный старик взял ножницы, низенькую скамеечку, фартук и отправился на конюшню. За ним последовали заинтригованные гости, группа «веселых» с утра конюхов и ребятишек. Зрелище предстояло необыкновенное. Все тихо вошли в длинную полутемную конюшню, где в дальнем конце находился просторный, с отдельным окном, денник Бангора.
Услышав скрип наружной двери, чемпион переливисто и грозно заржал. Но по мере того, как неверные шаги Митюкова приближались к его дверям, рокот постепенно стихал и вдруг оборвался. «Шедшие позади остановились, а Митюков положил руку на засов.
— Бангор, Бангор, что, узнал, кто к тебе идет? Обрадовался небось. Ну, погоди, погоди, я сейчас…
Старичок откинул засов, не задумываясь ступил в денник и закрылся изнутри. Все замерли, потом подкрались к перегородке и прильнули к щели глазами. Что такое? Из дракона Бангор вдруг превратился в овечку. А «гном» шагнул к нему и фамильярно, с силой хлопнул по крупу.
— А ну, повернись, мой родной, я на тебя полюбуюсь! Ах ты господи, эк запустили тебя, нехристи. Вот я ужо доложу Михаилу Иванычу, нагоню этим конюхам холоду.
Смотревшие в щель не верили своим глазам. Гроза всех конюхов, огромный рыжий жеребец, тихо всхрапывая и дрожа кожей выхоленного тела, как маленький жеребенок, послушно поворачивался под уверенными прикосновениями стариковских рук. Испуская тонкое ржание, уткнулся головой в темный угол и замер.
А Митюков невозмутимо поставил свою скамеечку напротив убийственных задних ног, уселся и, приговаривая, начал аккуратно подрезать сильно отросший, великолепный пепельно-рыжий хвост. И, подравнивая, продолжал бормотать:
— Бедный ты, бедный. И никто-то без Митюкова тебя не приласкает, никто красоты не наведет…
При этом, расчувствовавшись от жалости и собственной доброты, он горько плакал. Всхлипывал и утирался рукавом, но слезы так и катились по сивой бородке. Наконец Митюков склонился к самым копытам, собрал и связал в пучок волнистую кипу конского волоса, поднялся, крякнул и молвил:
— Ну вот, теперь и ладно! Прощевай покедова!
Хлопнул на прощанье по налитому заду, вышел и задвинул за собой засов. Все облегченно вздохнули.
На обратном пути скамеечку и ножницы нес уже не Митюков, а покоренные им зрители. А он важно шагал впереди, галантно преподнес бабушке Ольге Лукиничне оригинальный букет из хвоста страшного Бангора.
В это воскресное утро на Сидеми приехал Тун-Чуй-кун. Лошадьми он не интересовался, поэтому, после осмотра оленей в загородке, все отправились в недавно отстроенную пантоварку. Этот легкий двухэтажный домик был построен по проекту Туна. В рабочей части нижнего этажа над топками были установлены котлы: Рядом за стенкой — спальная для мастеров и кухня, На втором этаже — сушилка.
Хозяева и гость вошли в наполненное паром помещение нижнего этажа, поздоровались с мастерами. Те ответили на приветствие, не оставляя работы. У каждого в руках была длинная кривая палка, на конце которой прикреплены панты. В котлах едва заметно, лениво кипела вода. Мастер то и дело опускал в кипяток концами вниз потемневшие от варки панты. Он держал их там, не спуская глаз, какие-то секунды, потом поднимал ненадолго над поверхностью, давая слегка остынуть. После нескольких повторений откладывал в сторону и брал другую пару. Обработанные помощник относил на чердак и вешал в тени на ветерке. Там уже сохло несколько пар, готовых к отправке.