Здесь я проявил выдержку, воспитанную отцом и шомполкой. «Спокойно, не торопись», — зашептал себе под нос и повторил эту фразу несколько раз.
От волнения накатывались слезы, сердце стучало, как дятел, но я не торопился. Черный горб плыл над кустами… «Пусть выйдет на более чистое место…»
Тем временем я поднял лежащую на шарнире прицельную рамку, сдвинул рычаг, взвел курок, уговаривая себя не волноваться.
Кабан медленно двигался влево и, почти миновав кусты, остановился, как бы прислушиваясь или принюхиваясь. Шагов сто. Опершись на сосну и переводя дыхание, я подвел бронзовую мушку к передней лопатке и нажал. Чах-хх! Он рванулся вперед, ломая кусты, резко повернул вправо вниз и мгновенно скрылся в густых желтых зарослях молодого дубняка…
— Промазал! Боже мой, какой позор! Мазила, каждый бы убил на твоем месте!.. Что делать? Умолчать? А вдруг слышали выстрел и спросят? Что мне рассказать? — Я был совсем потерян.
И вдруг мелькнула мысль: а что, если отец спросит: «Ты на следу побывал, кровь смотрел?» Не был…
Я постоял и начал нерешительно спускаться к тому месту, где пасся кабан. И вдруг — я не поверил глазам — на кустах и сухих листьях яркая полоса крови из правого бока! Стрелял в левый: значит, пробило навылет! Ранил, ранил! Пусть теперь даже уйдет, важно, что не промазал… Это, кажется, было самым главным в тот момент.
Однако идти по следу в такую чашу за раненым секачом я не рискнул. Слишком много страшных случаев довелось слышать с раннего детства. Взяв значительно правее, я быстро зашагал лесом ко дну распадка, зная, что там есть тропа. Вскоре я уже видел эту тропку сквозь заросли, но тут чуть левее заметил что-то странное: из-за куста торчал черный согнутый сук, — словно толстая нога с копытом… Еще шаг, копыто, точно… Еще — и я ахнул: на спине, всеми четырьмя копытами кверху, лежал огромный черный, с проседью кабан с большим седым пятном на горле! Загнутые желтоватые клыки отворачивали черные губы…
«Откуда? Кто, когда убил, или сам подох?» И тут осенило: на боку свежая кровь, это же мой! Описал дугу и упал тут, на моем пути.
Но и с лежащим кабаном не шутят. Я взвел курок и, держа трехстволку наготове, поднял тяжелый сук и бросил его в круглый бок. Зверь не шелохнулся. Держа палец на спуске, сильно ткнул стволом в живот. Туша качнулась, что-то булькнуло и заурчало. Готов! Я положил ружье и вынул нож. Хотелось выпотрошить по всем правилам, но куда там! Тупое лезвие в неопытных детских руках только скользило по блестящей щетине. Я сунул нож в карман и побежал по дорожке. Все пело во мне…
Папа с Арсением уже сидели в фанзе и, сложив вещи, поджидая меня, пили чай при открытых дверях. Видимо, на моей багрово-красной физиономии было отражено такое возбуждение и растерянность, что, только глянув, отец спросил: «Что с тобой?»
Драма заключалась в том, что по молодости лет я еще не имел права на охоту и страшно боялся, что меня накажут, а главное — отберут ружье!
Я шагнул к нему и жарко зашептал на ухо: «Папа, я убил кабана…»
Он вскочил, весело рассмеялся и, к моему ужасу, громко воскликнул, путая русские слова с корейскими: «Убил секача? Молодец! Чуин! Се-сурги!» (Хозяин, быка с арбой!)
Кабан оказался настолько большим и тяжелым, что мы втроем никак не могли его погрузить. Пришлось повалить набок двухколесную арбу, закатить в нее тушу, а потом при помощи стягов вновь поставить арбу на колеса.
Через час кабан был во дворе, а вечером мы общими усилиями погрузили обе туши в багажный вагон.
Отец мазнул меня по лбу кровью первого вепря, посвящая в охотники, и я не смывал ее до самого дома.
ТОРИ
Он был из числа тех необыкновенных существ, которые остаются в памяти навечно после того, как навсегда покинули нас.
Среди нескольких шоколадных гладеньких щенков датских пойнтеров один родился хотя и коричневый, но необычайно длинношерстный и даже слегка кудрявый. Никто не стал особенно интересоваться родословной — у его матери Дианы подобные отклонения уже случались… Щенка взял на воспитание наш дядька Виктор и назвал его Тором, а ласкательно Тори, Торка.
Уступая безукоризненностью чутья и экстерьера своим чистокровным братьям, Тори с детства выделялся особыми качествами: очень скромный, понятливый и трудолюбивый, он еще малышом завоевал общую симпатию. А с годами — тем более.