— Страх какой! Что ты делаешь! Жалко ведь! — обернулась жена, стиравшая в это время какие-то тряпки. Она смотрела на мужа расширившимися от ужаса глазами.
— Замолчи! А то получишь то же самое! — хриплым голосом рявкнул Нинъэмон — так убийца грозит свидетелям.
Но как внезапно стихает буря, так вдруг угасло возбуждение в сердцах супругов. Нинъэмон с окровавленным топором в опущенной руке и жена его, прижимавшая к груди грязную, как половик, скатерть, стояли, смущённо глядя друг на друга.
— Пойди сюда, — прохрипел Нинъэмон, слегка качнув топором. Он стал сдирать с лошади шкуру, жена ему помогала. Запах свежей крови наполнил лачугу. Вскоре шкура была снята, осталась нетронутой лишь голова с вывалившимся толстым языком. На соломе, вызывая невольный ужас, лежала красная туша с белыми узорами сухожилий. Нинъэмон свернул шкуру в трубку и связал соломенной верёвкой.
Он велел жене прибрать хижину. Затем она насыпала в два узла, большой и маленький, зерна, ровно столько, сколько они могли бы унести на спине. Догадавшись, что муж решил уйти отсюда, и представив себе долгую и тяжёлую бродячую жизнь, жена готова была разрыдаться, но страх перед мужем заставил её молча глотать слёзы. Нинъэмон, стоя неподвижно посреди хижины, оглядывал её, словно производил какие-то измерения. Муж и жена обули сандалии. Жена повязалась платком, и Нинъэмон помог ей взвалить на спину её ношу. Тут жена не выдержала и, вздрагивая всем телом, разрыдалась. Вопреки ожиданиям, Нинъэмон не стал её бранить. Он легко поднял свой тяжёлый мешок, забросил его за спину, а сверху положил ещё лошадиную шкуру. Словно сговорившись, они ещё раз обвели взглядом убогое своё жилище.
Едва они открыли дверь, ветер со снегом так яростно ударил им в лицо, что пришлось нагнуть голову. Под тяжестью ноши они проваливались по пояс в ещё не затвердевший снег. Велев жене подождать, Нинъэмон вернулся в хижину. Не снимая поклажи, он бросил один конец соломенной верёвки в очаг, другой — прикрепил к стене, а поверх верёвки насыпал мелко нарубленную сухую солому.
Земля и небо как будто соединились воедино. Порывистый ветер подхватывал с сугробов вихри снега и бросал его, как тучу стрел, в лицо путникам. В снежной пелене то появлялась, то исчезала хижина Сато и роща возле неё. Нинъэмон с женой шли навстречу ветру, и вскоре одежда их побелела, а лица от уколов снежных игл стали тёмно-красными и окоченели. То и дело смахивая с бровей снег, они прокладывали путь через сугробы.
Вот и дорога, она стала похожа на белую снежную ленту. Нинъэмон шёл впереди, очень осторожно, чтобы не провалиться в сугроб. Сгорбившись под тяжестью ноши, муж и жена медленно, спотыкаясь и скользя на каждом шагу, пробирались вперёд. Проходя мимо холма, где было кладбище, жена молитвенно сложила руки, поклонилась и запричитала пронзительным голосом. Когда они пришли сюда, у них был ребёнок, была лошадь. Но судьба и это отняла у них.
Остались позади последние домишки, вокруг было пустынно и голо. Лишь кое-где торчали, словно копья, сухие ветки, прогнувшиеся под тяжестью снега. То согнутые, то сломанные бушевавшим ветром, стволы и ветви деревьев перепутались, как космы ведьмы.
Мужчина и женщина, сгибаясь под тяжестью узлов, устало и медленно тащились по направлению к Куттяну.
Впереди показалась пихтовая роща, выделявшаяся на фоне оголённых деревьев своей вечной угрюмо-тёмной зеленью. Прямые стволы пихт, устремившись в небо, непреодолимой преградой возвышались на пути злобно ревущего ветра. Мужчина и женщина приблизились к роще, крохотные, как муравьи, на фоне огромных пихт, и вскоре лес поглотил их.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Передо мной двенадцать книг небольшого формата — посмертное издание произведений Такэо Арисима. В Японии, где плодовитость писателя подразумевается как нечто само собой разумеющееся, считается, что Арисима написал совсем мало. Действительно немного по сравнению с собраниями сочинений Нацумэ Сосэки или Симадзаки Тосона, насчитывающими по нескольку десятков томов. Да это и понятно, — говорят японские литературоведы, — ведь творческая деятельность Арисима продолжалась всего четырнадцать лет. Но в конечном итоге дело, видимо, не в количестве томов.
Известен такой случай из литературной жизни Японии. Нацумэ Сосэки, признанный мэтр японской литературы конца прошлого — начала этого века, прочитав первую новеллу молодого начинающего писателя Рюноскэ Акутагава «Нос», сказал, что, даже если он ничего больше не создаст, прочное место в японской литературе ему обеспечено. Думается, то же можно сказать о «Женщине» и «Потомке Каина»[13] Арисима. Эти две вещи предельно точно и выразительно характеризуют творчество писателя. Более того, они характерны для японской литературы начала нынешнего века, обнажают большие, глубокие пласты жизни Японии той поры. Я не хочу сказать, что остальные произведения писателя слабы и маловыразительны. Отнюдь нет. Но в творчестве каждого писателя существует вершина. Иногда это одно произведение, иногда — несколько. На их фоне подчас тускнеют другие его творения. Но, может быть, тем рельефнее выделяется творческий профиль писателя.
«Женщина» и «Потомок Каина» — вещи итоговые. «Женщина» была завершена за четыре года, а «Потомок Каина» — за пять лет до трагической кончины писателя. Кстати, «Женщина» создавалась Арисима в два приёма. Первая часть романа была опубликована в 1911–1913 годах в журнале «Сиракаба» («Берёза»). Успеха у читателей она не имела, и Арисима оставил роман незавершённым. И только через шесть лет он решился закончить над ним работу и издать его полностью. Роман был горячо встречен читающей публикой. В этом, собственно, нет ничего удивительного. За эти годы вырос писатель, вырос и читатель. Это были как раз годы первой мировой войны, когда Япония не только окрепла экономически; стремительно выросло самосознание японского народа, и он всё острее стал реагировать на пережитки феодализма в социальной жизни страны. В этих условиях и появился роман Арисима «Женщина».
Японская критика высоко оценивает роман, считая его подлинным достижением литературы критического реализма в Японии.
Трагедия японской женщины на переломе эпох — тема, вполне достойная пера художника. И он был вправе сконцентрировать на ней всё своё внимание, одновременно чуть заметными штрихами нарисовав и другие явления в жизни японского общества, людей, так или иначе задетых перестройкой страны. Новый век — новые требования к человеку. Одних подминает, другие, наоборот, всплывают на волне удачной конъюнктуры. Но главное в романе — судьба японской женщины. Арисима писал о своей героине:
«Я пытался изобразить пылкую, умную, передовую женщину, в которой начало пробуждаться самосознание, но которая не знает, каким путём идти, женщину, жившую в эпоху, когда общество не знало, как к таким людям относиться».
Судьба японской женщины… Чтобы яснее представить её себе, вернёмся в Японию начала века.
Молодая энергичная страна стремительно рвётся в число крупнейших держав мира. Всего несколько лет назад одержана победа над Китаем. Получена богатая контрибуция. Война всколыхнула производительные силы страны. Правящие круга в восторге от того, что престиж Японии, как они считают, вырос не только в Азии, но и во всём мире. Страна перекраивается на капиталистический лад. С каждым годом всё более широким потоком направляются молодые японцы в Европу, в Америку. Японии нужны знающие люди. Вековая изоляция страды от внешнего мира нанесла ущерб в первую очередь ей самой, и сейчас необходимо быстрее преодолеть отсталость. Иначе сотрут. Быстрее, быстрее, быстрее. Некогда вникать, некогда осмысливать. Бери готовое — разберёшься потом. Вместе с техникой, с научными знаниями в Японию устремляется европейская литература, западная культура, вновь получает распространение христианство, которое ещё лет шестьдесят назад жестоко преследовалось. И если буддизм завоёвывал Японию в течение веков, так или иначе приспосабливался к японскому национальному характеру, к традициям японского народа, и в определённые периоды её истории играл положительную роль, то христианская религия вторым потоком влилась в Японию столь стремительно, что так и осталась чужеродным организмом в духовной жизни японцев, превратившись в моду среди европеизирующейся буржуазии.
13
«Женщина» выходит в Советском Союзе третьим изданием. Первое, сокращённое, вышло в 1927 году в издательстве «Время» в переводе с французского. Второе — в 1962 году в Гослитиздате в переводе с японского А. Рябкина, с предисловием В. Сановича. «Потомок Каина» впервые был опубликован в переводе А. Рябкина в «Восточном альманахе» в 1960 году.