— Говорят, она уже в пути, — раздражающий голос Шлаббы прервал ход мыслей Урда. Он уже почти забыл, что на балконе сидел купец. Сидел — не точное слово. Он словно разлился по скамье из блестящего камня, одетый в зелёную расшитую мантию без шнуровки на талии. Талии у него не было.
— Кто?
— Илюме-матерь. — Шлабба достал влажный носовой платок и стёр пот с пальцев. На каждом из них он носил тяжёлые золотые кольца с блестящими камнями. От этого купец выглядел торжественно. Как перезрелая женщина. Это зрелище показалось Урду неприятным, и он отвернулся, но непрошеный собеседник продолжил:
— Говорят, она освободила свой дом и теперь находится на расстоянии нескольких дней пути от Маннфаллы.
— Кто это говорит?
— У меня есть… связи, — произнёс Шлабба с напускным безразличием.
Урд удержался, чтобы не фыркнуть. Связи, надо же…
Шлабба знал не больше других, но любил упоминать о том, что располагает бесчисленными источниками ценной информации. Иногда он мог быть полезным, но если говорить об амбициях Урда, то купец был слеп и глух. Жирная муха, которая запуталась в паутине, но воображает себя пауком.
Идиот.
— Что будем делать, когда она вернётся? — невнятный голос Шлаббы утратил самоуверенность. Он боялся Илюме, и это отчего-то бесило Урда.
— Я скажу тебе, что мы будем делать. Мы будем наслаждаться мгновением! Она возвращается! А почему она возвращается, друг мой? — он почувствовал, как последние слова комом встали у него в горле, но улыбнулся самой добродушной улыбкой, на какую был способен. Урд склонился прямо к лицу Шлаббы, так близко, как мог, но глаза Шлаббы бегали из стороны в сторону в жутком страхе. У него не было хорошего ответа. А вот у Урда был.
— Она возвращается, потому что потерпела неудачу! Илюме потерпела неудачу! Она провела в Равнхове несколько лет, но добилась только его усиления. Открыла ли она Чертоги Всевидящего? Одержала ли она политическую победу? Нет, всё наоборот. Равнхов сейчас сильнее и упрямее, чем когда бы то ни было! — Урд всплеснул руками, наслаждаясь собственными словами. Ему нечасто удавалось говорить то, что он думает, даже в беседах со Шлаббой.
Купец хрипло рассмеялся, как готовые лопнуть кузнечные меха, а Урд продолжил:
— Она умудрилась разрушить даже то единственное, что было общего между Маннфаллой и Равнховом. Ритуал! Потому что знаешь, что говорят мои связи? — Урд понизил голос до театрального шёпота, и в глазах Шлаббы появилась алчность.
— Они говорят, что несколько семей из Равнхова не явятся на Ритуал в этом году. Открытая демонстрация враждебности. Объявление войны! — Урд оскалился в улыбке.
— Да, да, я тоже это слышал, — отчаянно врал Шлабба. Но Урд ещё не закончил.
— Илюме слаба. Её дом вымирает. У неё всего один внук, который тратит свою жизнь на пустые игры с мечом. Страж! Мальчишка, который уже сегодня мог занять кресло в Совете с народного благословения! Можешь представить себе, как её подкосила эта новость? А сейчас она возвращается в Маннфаллу, чтобы поведать о неудаче, которую потерпела в Равнхове. Шлабба, я тебя уверяю, что у Илюме есть чем заняться вместо того, чтобы вставлять палки нам в колёса.
Урд услышал звук топающих по камню башмаков. Быстрые шаги. Мимо пробежал гонец, не удостоив их даже мимолётным вниманием. Он сжимал костяную трубочку, почти полностью скрытую в ладони. Урд не отводил от неё взгляда, пока гонец не перебежал мост и не исчез в красном куполе.
В этой маленькой трубочке находилось раскатистое «нет» Илюме. В этом он был уверен. Нет, она не желает, чтобы Урд занял место отца. Нет, она не видит его членом Совета. Нет. Нет. Нет. Но если у него уже есть шесть «да», то это не играет никакой роли.
Урд почувствовал тошноту. Он схватился рукой за горло и повернулся к Шлаббе спиной. Он проглотил боль, почувствовал во рту привкус крови и откинул голову назад, чтобы остановить её.
Подумай о чём-нибудь другом.
Перед ним во всей своей красе раскинулся Эйсвальдр. Богатый исток огромного города, Маннфаллы. Белые стены отделяли город от дома Всевидящего. За стеной существовала иная действительность. Отсюда, с высоты, город казался чистым и спокойным, но Урд знал, что там, внизу, народ живёт своей презренной обыденной жизнью. Имлинги работают, потеют, жрут, спят и совокупляются друг с другом. На улицах пахнет лошадиным навозом, потому что там нет достаточного количества уборщиков, особенно сейчас, когда наступает время Ритуала и в город устремляются имлинги всего мира, многие везут с собой детей и животных. В беднейших районах в это время года можно просто задохнуться. Вонь и шум. В этом году хуже, чем обычно.