- Ты что, за ишака меня принимаешь? - притворно возмутился топтун.
- Нет, за верблюда: слюны много пускаешь.
- Да отсохнет твой язык от таких слов! - завопил Долговязый, но Масуд повернулся и ушел, уверенный, что тот не осмелится последовать за ним.
Впрочем, если соглядатай доложил о стычке тем, кто его приставил, они скорее всего "пришьют" новый "хвост", который сразу можно и не заметить. Так что единственный выход - базар.
...Первое время Масуд никак не мог привыкнуть к тому, что в отличие от гор здесь, на равнине, утро подкрадывается постепенно, несмело. Первым о нем возвещает протяжный звук, рождающийся где-то в вышине, когда на небе начинают гаснуть звезды. Это муэдзин с минарета призывает правоверных к предрассветной молитве. Но город продолжает спать, зажмурив ставни бесчисленных лавок, и лишь с призывом ко второму намазу сбрасывает дремоту. Словно по команде, улицы оживают, и пестрые людские ручейки устремляются в одном направлении - к базару. Раздраженно фырча друг на друга, спешат грузовики, автобусы, легковушки. Не обращая на них внимания, катят тележки торговцы зеленью.
В это утро шагал туда и Масуд. Конечно, можно было бы воспользоваться автобусом, но он предпочел проделать весь путь пешком, изредка останавливаясь передохнуть и незаметно оглядеться. Когда ходьбы до базара оставалось минут двадцать, ему показалось, что сзади уже несколько кварталов подозрительно маячит поджарый красавец с черными, как смоль, усами. Чтобы проверить, Масуд подошел к кучке зевак, глазеющих на рассерженного водителя сверкающего лаком "амбассадора", которому загородил дорогу верблюд, везший повозку. На рев клаксона тот лишь презрительно косил лиловым глазом. Пока продолжался этот поединок Запада с Востоком, черноусый замешкался возле уличного сапожника.
"Так, один прилипала есть, - отметил про себя Масуд. - Посмотрим, кто еще".
Однако других подозрительных личностей не обнаружилось: то ли он не заметил, то ли их вообще не было. Впрочем, сейчас это не играло особой роли. Чтобы уследить за человеком на базаре, нужно держать его за рукав, да и тогда нет гарантии, что не ототрет толпа. Масуд нырнул в нее, и людской водоворот тут же поглотил его.
Залитые солнцем, сверкали всеми цветами радуги рулоны тканей, которые наперебой предлагали разморенные жарой торговцы в таких же ярких бирюзовых, золотистых, фиолетовых - тюрбанах. Рядом оглушительно орали японские транзисторы, стрекотали швейные машинки. Чуть в стороне благоухали ряды с цветами, фруктами, овощами. Чтобы обойти весь базар, понадобился бы целый день. Но Масуд не собирался делать этого. Потолкавшись в лавчонках, где продавали готовое платье и обувь, и приценившись к микрокалькуляторам в "техническом углу", он дал людскому потоку увлечь себя к выходу.
На улочке, ведущей к Джахангирскому шоссе, теснились харчевни и закусочные, из дверей которых доносился неумолчный стук ножей и вырывались клубы ароматного пара. В них варили, жарили, пекли на любой вкус и кошелек, так что сюда охотно шли и гурманы, и просто проголодавшиеся люди. Ашхана Анвар Хака находилась в дальнем конце, и поэтому, пока Масуд добирался до нее, аппетит обычно разыгрывался не на шутку, заставляя постепенно убыстрять шаг. Но сегодня он не спешил, хотя давно уже подошло время обеда. На полпути Масуд вдруг почувствовал на себе чей-то тяжелый пристальный взгляд. Чтобы разобраться, отчего возникло это неприятное ощущение, он остановился у дверей кебабханы, словно раздумывая, не зайти ли туда. Огляделся. Поблизости вроде бы ничего настораживающего не было. Обычные прохожие, занятые своими делами. Напротив, через улицу, в нише на кусок старого войлока присела отдохнуть толстая сгорбившаяся старуха, видно, страдающая одышкой. По старому обычаю она закрыла лицо и глухо кашляла под душным покрывалом. Масуд и сам не мог объяснить, но что-то в ней показалось ему подозрительным.
Он вошел в кебабхану, из полутьмы которой было удобно наблюдать за улицей. И тут старуха выдала себя. Она сдвинула край покрывала, открыв знакомые глаза-маслины, испуганно забегавшие по сторонам. Да, в выдумке долговязому топтуну отказать было нельзя! Теперь нужно во что бы то ни стало перехитрить его. Масуд задумался. Когда он проходил подготовку в военном лагере афганских мятежников, на одном из занятий им рассказывали, как уходить от наружного наблюдения. Но здесь отработанные приемы "обрубания хвоста" не годились. В конце концов ему пришла в голову одна идея.
Решительным шагом Масуд пересек улицу. Встав неподалеку от старухи, задрал голову и стал разглядывать трещину, змеившуюся по стене дома. Сначала возле него остановилось несколько человек, которым он объяснил, что еще вчера этой трещины не существовало. Значит, ночью был подземный толчок. Сразу же разгорелся спор: одни настаивали, что трещина старая; другие уверяли, что она появилась совсем недавно и поэтому в любой момент можно ждать землетрясения. Помните, в Кветте тоже началось с небольшого толчка, а что потом было, страшно подумать! Толпа быстро росла, Масуда оттеснили к нише, где съежилась старуха. И тогда, видя, что никто не обращает на них внимания, он нагнулся и сорвал с нее покрывало.
От неожиданности старуха завопила отчаянным мужским голосом:
- Люди, спасите! Меня убивают!
После этого началось нечто невообразимое.
- О! Смотрите, смотрите! Женщину оскорбляют! Почему никто не заступится? - кричали одни.
- Это не женщина! Это шайтан, принимающий чужое обличье! - надрывались другие.
- Это переодетый бандит! Отнимите у него нож! - требовали третьи.
Окончательно растерявшийся топтун лишь испуганно втягивал голову в плечи, закрывая лицо руками. Тем временем Масуд уже выбрался из толпы и, посмеиваясь, пошел дальше.
В ашхане Анвар Хака, как всегда, было многолюдно. Здесь обходились без помощи ложек и вилок. Пальцами брали с блюда рис, кусочками лаваша ловко подцепляли тушеное мясо с овощами, со смаком обсасывали выловленные из соуса косточки.
Заметив Масуда, Анвар Хак что-то коротко приказал юркому баче, а сам поманил гостя в проход за кухней, где спрятался его личный кабинет каморка.
Едва они уселись на вытертом ковре за низеньким столиком, как бача внес блюдо с дымящимся пловом, фарфоровый чайник, пиалы и тарелочку с белыми горошинами нуги.
- Насыщайся, - приказал Анвар Хак.
В таких случаях, как убедился Масуд, спорить с ним было бесполезно. Поэтому он постарался побыстрее управиться с едой и, осушив пиалу, с тайной надеждой взглянул на старика.
- Никто не приходил, - в голосе бабая* послышалась виноватая нотка, хотя могли быть десятки не зависящих от них и неизвестных им причин отсутствия связного ХАД**.
______________
* Бабай - старик.
** ХАД - служба государственной безопасности Афганистана.
Минуло уже два месяца, как ушла через границу в Афганистан группа "воинов пророка", в которую удалось включить Нуруллу. С ним Масуд отправил сообщение чрезвычайной важности. Несколько лет душманы безуспешно пытались овладеть пограничной крепостью, запиравшей ведущую на запад долину. В нынешнем году с участием американских советников был разработан хитроумный план: дождаться прихода весны, когда в долине начнет таять снег, а ночные заморозки будут сковывать проталины и покрывать панцирем льда минные поля. Тогда-то и следует провести операцию по ее захвату.
В ходе подготовки на границу были высланы особые разведывательные группы, которые ежедневно фотографировали заснеженные подступы к крепости и поддерживали по радио связь с командованием в Пешаваре. В самом начале весенней оттепели под прикрытием шквального артобстрела отряды душманов ранним утром двинулись на штурм. Однако перед стенами форта они попали на минные поля, и афганские пограничники добили их пулеметным и пушечным огнем. Лишь немногим удалось тогда унести ноги. Пытаясь объяснить провал операции, в штабе мятежников пришли к выводу, что его причиной явилась из рук вон плохая подготовка душманских расчетов 75-миллиметровых американских орудий. Во-первых, они преждевременно начали стрельбу, лишив нападающих внезапности. Во-вторых, допустили слишком много недолетов, в результате которых лед на минных полях был разбит и мины остались необезвреженными.