— Что там? Чего говорили? Принял требование-то?
— Принял. Изучает, — коротко объяснил Артем. — Через полчаса велел прийти.
— Ошалел он — полчаса изучать! Чай, не сверх чего требуем. Вы говорили ему, чтобы он лучше поладил с нами миром?
— Ничего пока не говорили. Потом уж если…
— Не потом, сейчас надо было, чтобы понял: не шутки играть собрались. Говорил — меня надо взять, я ему втолковал бы, что к чему.
— Как раз тебя и не надо было брать, Федор Серапионович, — сказал подоспевший Маркел Калинин. — Горяч ты, несдержан. А позлить его и себя тоже еще успеем. Мужики! — крикнул он в толпу. — Полчаса ждать велел. Будем ждать, али как?
— Ничего, потолкаемся! Лишь бы толк был.
— Может, дело услышим!
Артем спустился с крыльца, все смотрел: ни Семки, ни меховой рыжей шапки Спиридонова не видел. Стал обходить толпу и почти нос к носу столкнулся с приставом Фавстовым. Служивый спешил в контору, запыхался. Когда слышал сзади выкрики, относившиеся к нему, оглядывался с укоризной на лице. Кричали всякое:
— Завертелась карусель: цепной пес понадобился.
— Уши, ребята, береги! Сейчас до крыльца доберется, гаркнет: «Разойдись!» Горло у него — сами знаете какое… Труба иерихонская.
Артему показалось, что Фавстов слишком пристально посмотрел на него, даже замешкался, сбившись с шага. Но занятый поисками Семки, он не придал этому никакого значения, не подумал, с чего бы так пристав заинтересовался им.
Семку он увидел в садике возле Белого корпуса. С ним стояли еще двое парней. Вид у всех троих был не лучший.
— Прозевали, Артем Федорович, — виновато сообщил Семка — Надо бы его в толпу да попридержать… А мы тут его еще попугали маленечко… И, как на грех, городовой Никонов показался. Только пятки засверкали, чуть не на шею Никонову бросился.
— Куда пошли? С Никоновым куда пошли?
— Да ты не расстраивайся, я его теперь хорошо приметил, никуда не денется. А ушли в участок, наверно… Достанем и оттуда.
— Поздно доставать. Заметил он меня, когда в контору шли.
— Да кто хоть такой? — Парень не мог понять, почему так взволновала Артема встреча с этим человеком.
— Тот самый, что Бодрова, всю городскую группу выдал. Кружился одно время у нас, вынюхивал… Я и подумать не мог, что он все еще здесь.
Семка показал на одного из парней — дерзкая молодая сила чувствовалась в нем; можно представить, что испытал Спиридонов, когда его «пугали».
— Петр будто видел его в механических мастерских, — сказал Семка. — Там работает.
— Располнехонько там этих купчиков. Сдается, что оттуда, по роже приметил, — подтвердил парень.
— Откуда бы ни был, дело — дрянь, — заключил Артем. — Для меня, по крайней мере…
Спиридонов стоял перед Фавстовым, был еще бледен от только что пережитого волнения. Он свое дело сделал: человек, которого он искал, оказался Артемом Крутовым. Теперь он мог рассчитывать на награду и, по всей вероятности, на приличную службу в полицейском аппарате. Не надо будет скрывать истинное лицо, служить станет открыто. Разве не этого он добивался? А радости нет.
— Господин пристав, а вы ничего не чувствуете? Не ожидаете? — губы у Спиридонова дрогнули в странной усмешке. Сам дивился тому, что пришло на ум.
— Что я должен чувствовать? Ожидать? — Фавстов заканчивал сообщение, которое надо было срочно переслать в жандармское управление ротмистру Кулябко; занятый делом, он не обратил внимания на то, каким тоном были сказаны эти слова.
— Счастливый вы человек, — проговорил Спиридонов, — вам придется пережить страх всего один раз.
Фавстов удивленно поднял голову. Серые глаза Спиридонова светились злым блеском, на прыщеватом вытянутом лице — ни кровинки.
— Ты что бормочешь? Какой еще страх?
— Я пережил страх, — тем же ровным голосом продолжал Спиридонов, — пережил и думал — все! Но нет, страх еще впереди. Я видел сегодня людей и понял: все еще впереди… А вы счастливый человек…
— Плетей захотел? — зловеще спросил Фавстов. Оглянулся на молчаливо стоявшего у двери городового Никонова, сказал ему: — Выйди, закончу бумагу, позову. — Когда тот вышел, опять с яростью обернулся к Спиридонову, — Ты мне панику не наводи, ишь рассопливился, герой! Говори прямо, что хочешь?
— Я ничего не хочу, — с той же странной усмешкой произнес Спиридонов. — Я испаряюсь. Можете считать, бросился в Которосль, можете — уехал. Меня нет. Я не существую. Я никто! Ничто! Я долго наблюдал, приноравливался к силе и ошибся: сила не в вас… Прощайте, господин пристав, дай бог выкрутиться и не потерять себя. Я потерял себя…