— Манную крупу куда задевали? — не утихомиривались крикуны.
Да, крупы есть немногим больше двадцати мешков. Но никто из взрослого населения ее не получит, будет распределена детям. О критическом положении с продовольствием доложено в Москву, и уже получен ответ, что меры будут приняты. Он, Синявин, ищет, как обеспечить фабрику сырьем. И крайне необходимо топливо, есть предложение с завтрашнего дня выйти в лес для заготовки дров.
Хоть и взбудораженные еще, рабочие расходились по домам. Не могли они не верить своему директору.
Каждый день проходил Синявин по отделам фабрики. Тихо. Уныло. Сложные машины покрывались изморозью, ржавели. Надо было хотя бы покрыть их смазкой. Но и той нет.
Он и в самом деле стремился «опинаться» на специалистов. А они не верили в крепость Советской власти. Инженер Никифоров так ему и заявил: стоит ли заботиться о смазке машин, когда соединенная англо-французская эскадра вот-вот займет Петроград, когда отрезаны районы, откуда должно поступать сырье и топливо.
Синявин как будто отшучивался: да, время сейчас скучное, но ничего не поделаешь, надо чем-то заниматься. И чтобы инженеру не было совсем плохо без дела, пусть он подумает, как переделать нефтяные топки котельной под торф. Никифоров задумывался, соображая, что это— сочувственное пожелание или приказ новой власти, который необходимо выполнять во избежание неприятностей.
Специалиста-химика Шокина Синявин уговорил поработать над так называемой котонизацией льна, то есть путем отбеливания и выпаривания попытаться сделать льняное волокно похожим на хлопок. Сам, прямо у себя дома, готовил смазку для машин. Где-то достал парафину, конского жиру, все это смешивал в определенных пропорциях и варил, к негодованию супруги Варвары Васильевны: тяжелым духом пропитал весь дом.
Синявина видели на каждом субботнике. До полуночи он проводил время в лаборатории, где Шокин колдовал над льняным волокном. Специалист поглядывал на кобуру от револьвера, висевшую на боку у директора, и бледнел, не зная, что та кобура набита табаком и бумагой.
Химику Шокину удалось получить нужное волокно. Его стали подмешивать к тому немногому хлопку, что еще имелся на складах фабрики. Ткань получилась вполне сносная. Фабрика начала регулярно работать. Правда, пока всего в одну смену.
В 1921 году на фабрику приехал Михаил Иванович Калинин. Ходили по рабочим казармам. Мрачные трехэтажные здания, многочисленные обшарпанные двери каморок — в каждой по две-три семьи, отгороженные друг от друга ситцевыми занавесками. Тесно. Грязно. Михаил Иванович вздыхал: да, еще долго не выйти из нужды. Сюда приходили лекторы, устраивались читки газет. Синявин хоть и продолжал «опинаться» на старых специалистов, но заботился и о пополнении — работали технические курсы и рабфак.
Михаил Иванович дотошно интересовался производством. Осмотр фабрики его удовлетворил. Часть машин еще стояла, но шум веретен, грохот ткацких станков доносились из всех отделов. Теперь фабрика работала в две смены и в год должна выпустить около двадцати миллионов аршин различных тканей. Все чаще Михаил Иванович останавливал взгляд на внешне неказистой фигуре директора. До этого поинтересовался, где Синявин получил образование. Ответ — «на деревенской завалинке обучался» — несколько удивил его: перед ним был грамотный, знающий производство инженер.
Из года в год фабрика набирала темпы. В середине 1925 года пустили последнюю машину. По этому поводу в областной газете «Северный рабочий» Синявин писал:
«Фабрика пущена на все 100 процентов своего оборудования. Это значит, что все огромное государственное достояние после трудных восстановительных годов сохранено в целости. Рабочие передают его почти невредимым СССР».
Фабричные коммунисты выбрали директором Алексея Семеновича Синявина и не пожалели об этом. Вместе с ростом фабрики рос и он, из простого рабочего-чесальщика становился талантливым руководителем.
1963–1975 гг.