— Пятеро, — сказал Дорофей.
— С этими мы бы справились, неча делать! — пробасил Евтей.
— Молчи, дурень неотёсанный! — оборвал его Семён Андреевич. — Тогда уж точно жди погоню, а нам надо тихо сидеть. Понял, балбес?
— Понял, Семён Андреевич, — кивнул Евтей.
— Взял на свою голову молокососов... — вылезая вслед за Дорофеем из кустов, продолжал ворчать Семён Андреевич. И вдруг...
— Кто-то идёт! — приглушённо вскрикнул Евтей.
Семён Андреевич аж присел:
— Где?!
— Да вон! Вон! — указал рукой Евтей. — Вона, остановился!
— А-а-а, там? — рассмеялся Дорофей. — Так то и есть надгробья, о которых я сказывал. Это у могилы смердянки.
— Кого-кого? — не понял Евтей.
— Да той утонувшей бабы, — фыркнул Дорофей.
— А почему «смердянки»? Её что, так звали? — не унимался порядком струхнувший Ломов.
— Вот же тупой! — вышел из терпения Дорофей. — Видать, дочкой какого-то воронежского смерда она была, потому и реку Смердячьей Девицей прозвали. А вон оттуда, с горы, и будет виден Туров. Пошли.
Одолеваемый любопытством, Ломов встал и побрёл в сторону каменной глыбы.
— Ого, какая высокая!
— А ну, сядь! — снова зашипел как змея Дорофей. — Тебя, верзилу, видно лучше этого истукана! Гляди, огоньки мерцают. Это и есть Туров. Оттуда этот идол как на ладони, а ты чуть не с него ростом. Заметят — считай, пропали!
Ломов прилёг рядом с Дорофеем. Семён Андреевич опасливо вертел головой.
— Да ладно, никто сюда не сунется, — зевнул Дорофей. — Ни татары, ни наши предатели. Тут заколдованное место, они его до ужаса боятся. Говорят, что по ночам из могилы, рядом с которой мы лежим, выходят во главе с той девкой-утопленницей мертвяки — другие русские полонянники-утопленники.
— А щас не вылезут? — разинул рот от нового прилива страха Евтей.
Дорофей ухмыльнулся:
— Можа, и вылезут. Но ты не боись, нас не тронут. Девица у мертвяков за княгиню державную, и вылавливают они басурман. Мстит она им за свою загубленную молодую земную жизнь, пьёт из их жил живую горячую кровь.
— А ну как они басурман не поймают и на нас накинутся? — таращил глаза Евтей.
С полевой стороны холма послышался свист. Евтей дёрнулся бежать, но Дорофей схватил его за рукав:
— Лежи, трус несчастный!
— Девицу зовут!.. — остолбенел от страха Евтей.
— Совсем ополоумел, дурак! — покачал головой Дорофей. — Это небось сурок из норы вылез. А девица православных, говорю, не трогает!
— Хватит жуть нагонять! — оборвал шутника Семён Андреевич. Старый боярин, несмотря на свою бывалость и храбрость, тоже был суеверен и боялся оборотней и всякой прочей нечисти. Тем более скоро ему предстояло остаться одному в этом действительно жутковатом месте. Семён Андреевич вздохнул: — Гляньте на небо — чистое. Месяц смотрит во все глаза. Вам тут оставаться уже нельзя, скоро забрезжит рассвет, и тогда отсель незамеченными не уйти. Да и сейчас-то уже опасно: вона как месяц горит. Так что обратно вам придётся на четвереньках ползти. А насчёт мертвецов... Не их нам надо бояться, а живых узкоглазых бестий. Эти пострашнее любого мертвеца: и кровь из жил высосут, и шкуру с живого человека сдерут. Вот так-то! — хлопнул он по плечу испуганного Евтея. — Ждать нечего, возвращайтесь.
Дорофей тоже глянул на небо:
— Да-а-а, месяц горит. Но нам только бы спуститься в долину, а там как-нибудь от облавы увернёмся. Да за полночь татары разъезды особо не посылают, тоже спать хотят. Ну что ж, пора, — поднялся он на ноги.
На счастье разведчиков, небо снова стало заволакиваться облаками. Земля окуталась мраком, и они благополучно, без приключений добрались до места стоянки.
Силай спал. При звуке шагов поднял голову, но, сообразив, что это свои, снова беспечно захрапел. Друзья последовали его примеру.
Через несколько часов пробуждающийся лес загомонил многоголосым щебетанием птиц. Силай сел и перекрестился на восток. Солнце ещё лениво потягивалось, не спеша подниматься, но уже выбрасывало многоцветные лучи, которые подсвечивали тёплым золотом низко висящие облака. Воздух в степи был прозрачен и чист. Вдалеке чёрной точкой спускался с возвышенности человек.
«Это Семён Андреевич, — обрадовался Силай. Посмотрел на дрыхнущих друзей, хотел их разбудить, но передумал: — Пускай поспят».
А лес тем временем наполнялся всё новыми певучими, щебечущими, стрекочущими голосами. Наконец из-за горизонта выплыло солнце и озарило огнём макушки деревьев. Силай снова лёг и замер, наслаждаясь покоем и внимая звукам пробуждающегося леса.