Монах же, не обращая ни на кого внимания, подошёл к жертве и осенил её крестным знамением. Потом он стал соборовать умирающего и читать молитву; закончив, приложил к губам Гольцова крест.
Татары оцепенели. Они не могли понять, откуда появился монах, и не знали, что с ним делать. Первым опомнился Рвач.
— Гоните его! — завизжал он. — Режьте Гольцова! Режьте!..
Гесиона оттолкнули, но дело было сделано, и монах начал соборовать боярина Космача.
— Кто привёл попа? — орал Рвач. — Он всё испортил!
— Самсон доставил, — шепнул на ухо хозяину Исай.
— Ах, негодяй! Где он? — затопал ногами предатель. — Исай! Вяжи его! Казним тоже, и монаха убить надо! — посмотрел он на Ахмата.
Баскак кивнул стоявшему рядом нукеру. Тот выхватил саблю, подбежал к Гесиону и одним ударом огрубил ему голову, которую бросил в кучу других голов, а туловище оттащил к окровавленным и обезображенным телам липецких и воргольских людей.
С Гольцовым было покончено, и настала очередь последнего приговорённого, боярина Космача. Но ни единого стона не услышали из уст русского витязя палачи, потому что соборование вселило в Космача неистребимую силу духа. Отрёкшись от всего земного, он мысленно был уже на небесах.
Не насладясь в полной мере зрелищем казни (только два воргольских боярина проявили некоторую слабость, остальные одиннадцать казнённых вели себя смело и достойно), Рвач выхватил ногайку и начал хлестать связанного Самсона.
— Вот тебе! Вот тебе!
Когда на Самсоне порвалась одежда, Рвач в исступлении начал стегать по обнажённому телу охотника, Ахмат оттолкнул предателя:
— Хватита стегай. Давай сдирай шкура. Пускай визжит, как баба, когда рожай.
— Хорошо, — согласился Рвач. — Он нам всё равно не нужон. Пользы от него никакой. Даже князя Святослава убить не смог. А теперь хочешь свой грех загладить? Не получится! — грозил кулаком Самсону Рвач. — В Липец тебе возврату нету. Там уже знают, что это ты шарахнул булавой Святослава. И нам ты боле не нужон.
Самсон в ужасе заорал:
— За что такая казнь, хозяин?! Лучше отруби голову!
— Я знаю, что лучше! Ишь надумал! Лёгкой смерти хочешь? — захохотал Рвач.
— Прости! Прости, хозяин! — заплакал Самсон. — Виноват! Я тебе ещё пригожусь!..
Исай что-то шепнул Рвачу. Тот в свою очередь прильнул к уху Ахмата. Баскак подозвал палачей, буркнул им по-татарски, а по-русски крикнул Рвачу:
— Эй! Самсон голов коназ Святослав не нужен?
— Нет, не нужна, — ухмыльнулся Рвач.
— Так за его предатель начинай сдирай шкура с голова. Мане кажесь, со лба начинай надо. Ты как думал?
— Конечно, со лба, — согласился Рвач.
Самсон снова заголосил:
— Я пригожусь! Я пригожусь!..
— Так говоришь — пригодишься? — прищурился Рвач. — Ну, тогда слушай! С нонешнего дня будешь в полной моей воле. Ежели что — сдохнешь ещё хуже, чем эти, понял?
Самсон не мог вымолвить ни слова и только кивал. Коротко переговорив с баскаком, Рвач приказал:
— Исай! Развяжи его!
Несколькими взмахами сабли супоневые верёвки были разрублены, и обессиленный Самсон упал в заледеневшую лужу.
Кровавая оргия закончилась. Ахмат с Рвачом, прохаживаясь, любовались результатами своих деяний. Подошли к жавшимся друг к дружке странникам, схваченным ещё раньше во время охоты за людьми. Странники с ужасом смотрели на палачей, ожидая жестокой расправы.
Ахмат что-то буркнул нукеру, и вскоре татары принесли одежду, головы и кисти рук казнённых, а Рвач обратился к странникам.
— Наш несравненный господин Ахмат милосерден к тем, кто не сопротивляется его воле, — торжественно заявил предатель. — Вы покорны господину, поэтому он не только дарует вам жизнь, но и жалует одёжу бунтовщиков.
Странники засуетились, кривя рты в жалких улыбках, и трудно было понять, радуются они или печалятся. Татары стали швырять им окровавленную одежду, но странники боялись прикоснуться к ней, пока Рвач не рявкнул:
— И с вас шкуры посымать?
И они начали хватать пахнущие кровью зипуны, кафтаны и сапоги.
— Та-а-ак! Ну сущие бояре стали! — с издёвкой промолвил Рвач. — А теперь послужите-ка за ласку и подарки господину Ахмату. Берите вот эти руки и головы, ходите из земли в землю и везде громогласно объявляйте: «Так будет с каждым, кто посмеет оскорбить господина Ахмата!»
Странники с трепетом подчинились: разобрали кому что досталось по котомкам и поплелись по дороге в сторону Липеца. Рвач, довольный собой, в сопровождении Исая направился к лобному месту, чтобы навести там порядок. К нему, уже на коне, приблизился с небольшой свитой Ахмат и важно процедил: