Он поднимает брови в знак того, что я должна продолжать.
— Сегодня утром ты должен был пытаться меня оплодотворить, но передумал и ушел.
Конмак поднимается, вызывая стаю бабочек. Сама того не желая, я делаю шаг назад к двери. Это на меня не похоже. Обычно я сосредоточена и точно знаю, чего хочу. А то, что меня продали боссу мафии, — это просто непредвиденные обстоятельства. Он такой непредсказуемый. Я не знаю, чего ожидать.
— Я думал, ты почувствуешь облегчение, — говорит он.
— Смущение.
— Смущение, — повторяет он, как будто думает, что я лгу. — Или ты пришла сюда, чтобы попросить меня закончить то, что я начал?
Жар вспыхивает на моих щеках, спускается по шее, груди, животу и оседает между бедер. Я делаю еще один шаг назад, сердце колотится так сильно, что его отголоски заставляют пульсировать мой клитор.
Как же так получилось, что все так закрутилось? Я не хочу трахаться с Конмаком. Он даже не кажется мне привлекательным.
— Вообще-то, я пришла сюда, чтобы спросить, не можешь ли ты что-нибудь сделать с едой.
— С едой? — он движется ко мне с грацией лигра16 или какого-нибудь другого гигантского хищника.
Я отпрыгиваю в сторону, пока не упираюсь спиной в одну из пустых книжных полок.
— Да, — прохрипел я. — В каждом приеме пищи три тарелки, иногда четыре. А когда я не могу все доесть, меня обвиняют в том, что я привереда.
Он загоняет меня в клетку, обхватив обеими руками полки, и стоит так близко, что я чувствую вкус соли на его коже.
Пот выступает у меня на лбу и стекает по спине. Должно быть, это запоздавшая реакция на утреннюю пробежку.
— Что сказала Мэйв? — спрашивает он.
— О чем? — пискнула я.
— О твоей жалобе, — отвечает он.
Все ответы испаряются из моего сознания, оставляя его пустым. Отличный вопрос. Я прошлась с женщиной по коридору и спросила только о ее связи с Конмаком. Эта короткая прогулка дала мне достаточно возможностей для получения информации о том, как сбежать, но я упустила их.
— Хочешь знать, что я думаю? — спросил он.
— Нет.
— Я оставил тебя умолять о моем члене.
Моя челюсть сжимается. Я даже не могу отрицать этого, потому что это правда.
— Я ничего такого не делала.
Конмак смеется, звук низкий и глубокий.
— Признайся. Ты хочешь, чтобы я перегнул тебя через стол и трахал, пока ты не выкрикнешь мое имя.
— Ты ошибаешься. Я бы никогда...
Он хватает меня за подбородок.
— Никогда. Не. Лги. Мне.
Мои ноздри раздуваются. Кем, блять, этот человек себя возомнил? Божий дар для пленных женщин? Он думает, что может дразнить и отказывать мне до тех пор, пока стокгольмский синдром не заставит меня наброситься на его член, но он ошибается.
— Любая похотливая женщина будет нести всякую чушь, когда у нее между ног находится мужская голова, — говорю я. — Это не так уж и сложно.
— Похотливая? — спрашивает он с усмешкой. — Ты даже не притворяешься девственницей.
Эти слова ударили как пощечина. Я понятия не имею, почему это так задевает. Моя рука поднимается, чтобы оттолкнуть его, но Конмак хватает меня за запястье и прижимает к книжной полке.
Я хочу выкрикнуть миллион вещей в его ненавистное лицо. Что я не продавала себя как девственницу. Что я не его кобыла, но боюсь, что меня вышвырнут и продадут тому, кто не станет тратить время на игры разума. Следующий мужчина может взять все, что захочет, включая мою жизнь.
— Отпусти меня, — говорю я.
— Нет, пока ты признаешься, зачем ты сюда пришла, — рычит он.
— Я говорила о еде. Я хочу порции поменьше.
— Что еще?
Он прижимает свою эрекцию к моему животу, и моя кровь кипит от возбуждения.
— И...
Перед глазами пляшут пятна, а по краям зрения ползет темнота. Я не могу понять, что это — начало панической атаки или мой организм перегревается, но мне нужно вырваться из этого безумия.
— И? — спрашивает он.
Мое горло наполняется стоном. Его член кажется еще больше. Мышцы моей киски сжимаются и болят, больше не пугаясь его размеров.
Я облизываю губы, и Конмак следит за этим движением.
— Ночнушка викторианской эпохи просто ужасна. Мне нужна своя одежда и косметика.
— Что еще?
Сама того не ведая, рука, не прижатая к книжной полке, поднимается к груди.
Губы Конмака кривятся в высокомерной улыбке.
По моим венам разливается жар, который расцветает на внешней стороне кожи. Это в равной степени раздражение и возбуждение. Этот ублюдок точно знает, чего я хочу.
Глава 10
Я думаю, как, черт возьми, я оказалась зажатой между книжной полкой и огромным телом Конмака, и чувствую себя настолько возбужденной, что зрение фокусируется лишь на нем.
Мои соски настолько твердые, что болят, и я почти уверена, что Конмак чувствует, как они вдавливаются в его грудь.
— Отстань от меня, — говорю я без всякого укора.
— Ты не ответила на мой вопрос.
— На какой?
Он толкает свою длинную, толстую эрекцию мне в живот.