— Это правда.
Конмак вздрагивает.
— Что тебе нужно?
— Я принесла вам поесть, сэр. Подумала, что вы проголодались.
— Оставь.
Суровость его тона пронеслась над ней как дуновение ветерка. Не говоря больше ни слова, она проходит через комнату и ставит поднос на стол. В дверях она добавляет:
— Здесь хватит на вас двоих.
— Спасибо, Леда, — говорю я мягко.
Пожилая женщина натянуто улыбается, а ее взгляд снова обращается к Конмаку. Я ободряюще киваю, надеясь дать ей понять, что позабочусь о ее начальнике.
Она выходит в коридор и захлопывает дверь. Все напряжение ушло, и я осталась голодной и уставшей.
— Может, поедим? — спрашиваю я.
Конмак берет меня за руку, и мы идем к столу из красного дерева, стоящему у окна. Я одной рукой отодвигаю стул и приглашаю его сесть.
— Я не инвалид, — ворчит он.
— Нет, но ты все еще ранен, — отвечаю я и поднимаю крышку с одной из тарелок, откуда доносится смешанный аромат розмарина и жареного чеснока.
Блюдо представляет собой бараньи отбивные, запеченный картофель, цветную капусту и спаржу. Вкусно, но трудно есть не глядя.
— Что это? — спрашивает он.
Я перечисляю каждый продукт и достаю нож и вилку.
— Давай я порежу тебе мясо.
— Не говори глупостей.
— Просто позволь мне помочь, хорошо?
Он откидывается назад, его губы поджимаются. Я принимаю это как разрешение нарезать мясо на маленькие кусочки и кладу вилку ему в руку.
На подносе также стоит огромный кувшин с фруктовым пуншем, я наливаю каждому по стакану и направляю его руку к стакану.
Конмак делает большой глоток и гримасничает.
— Слишком сладкий.
—Такой напиток богат витаминами и минералами.
— Тогда ты пей. Я хочу вина.
— Отложим эту просьбу до тех пор, пока специалист не даст заключение о твоем здоровье.
Он фыркнул.
— Командирша.
— Я не могу сидеть сложа руки и позволить тебе усугублять здоровье.
Уголки его губ приподнимаются в ухмылке. Внутри он, наверное, смеется, догадавшись, почему мой муж захотел, чтобы я ушла, но я сдерживаюсь от ответа и сосредотачиваюсь на отбивных из баранины.
Не думаю, что он отправит меня обратно в аукционный дом. Не только для того, чтобы лишить Танатоса его добычи, и даже не ради моей защиты. Совместное выживание создает связь, которую нельзя скрепить ни словами, ни сексом, ни течением времени.
Как ни опрометчиво это говорить, но я доверяю Конмаку. Думаю, и он доверяет мне.
Он подносит бокал к губам и делает большой глоток, после чего его губы сжимаются от досады.
— Надеюсь, в этом напитке правда есть витамины.
Мы едим в тишине, нарушаемой только звуком вилок, скребущих по фарфоровым тарелкам. Как обычно, еда восхитительна, но я не могу в полной мере оценить ее вкус.
Моя кожа испещрена отпечатками рук психопата. Как бы я ни старалась отогнать эти ощущения, я все равно чувствую давление его прикосновений и влажное скольжение его языка по моей щеке.
Образы его золотой ухмылки проникают в мое сознание, и я с грохотом откладываю нож и вилку.
Конмак прекращает есть.
— Что случилось?
Я смотрю на свою тарелку.
— Думаю, это не последняя встреча с Танатосом.
— Верно, — говорит он, его голос хриплый. — Ты как раз в его вкусе.
Моя грудь сжимается, как будто судорога обхватывает легкие и выдавливает весь воздух. Я задыхаюсь, воздух доходит только до основания горла.
Если бы я не была свидетелем того, как Танатос предложил за меня шестьсот тысяч, я бы со смехом отмахнулась от этого заявления, но воспоминания настолько свежи, что до сих пор в ноздрях горит аромат страха.
Конмак не лукавит. Он не преувеличивает. Сегодняшняя встреча с Танатосом не была случайностью. Он знал, что я буду одна и безоружна. Я не лежу изуродованный в его логове только потому, что Конмак следил за нами и у него было оружие.
Даже если я знаю, что он говорит правду, я все равно должна спросить.
— Откуда ты это знаешь?
Он стискивает челюсти.
— Потому что у нас обоих одинаковый вкус на женщин.
Глава 15
Мой желудок проваливается в пол от подтекста слов Конмака. В одном предложении заключено столько всего, что все мои внутренности скручиваются в мучительные узлы.
То, что он нашел меня привлекательной, не удивительно. Даже если бы он купил меня, чтобы насолить своему врагу, он не стал бы выбирать меня для продолжения рода, если бы не считал, что я наделена какими-то привлекательными чертами. Но Танатос?
Где-то в глубине души я надеюсь, что он пошел на это, дабы похитить меня в знак обиды на Конмака. Подтверждение того, что у меня есть что-то общее с женщинами, которых терроризирует Танатос, посылает мурашки по телу.
Я отодвигаю тарелку, запиваю горький вкус в горле фруктовым пуншем и спрашиваю:
— Что это значит?
Грудь Конмака вздымается. Трудно сказать, что он чувствует - нерешительность или раздражение. Меня это не волнует, потому что речь идет о моем дальнейшем выживании.