— Нет, — пискнула она.
— Иди, найди ее, — говорит он. — Сейчас же.
Ее глаза расширяются.
— Ты ей расскажешь?
Лу опускает ее на пол.
— Нет, если уйдешь.
С визгом она убегает и выскальзывает за дверь, оставляя меня наедине с Лу и единственным животрепещущим вопросом.
Я не могу заставить себя обвинить его в укрывательстве ребенка. Единственное, что удерживает меня от прямого вопроса, — это благодарность к человеку, дважды спасшему меня от Танатоса, но я все равно хочу знать.
— В газете упоминалось, что у Арии Маркос есть дочь, — говорю я.
Лу хмыкает.
— Может быть, это Гермиона?
Еще одно ворчание, которое, как я понимаю, означает «да».
— А ее отец?
— Как думаешь, кто?
— Танатос? — я прикрываю рот рукой, в голове возникает еще больше связей. — Значит, Гермиона наследница Уранос?
— В газете упоминалась мать Арии? — спросил он, скривив губы.
— Нет, — мои брови сходятся. — Значит... это Леда? Она бабушка Гермионы?
— Леде некуда было идти, и я предложил ей с внучкой пожить у меня. Она гордая женщина, настаивает сама зарабатывать себе на жизнь, поэтому вызвалась быть моей экономкой.
— Ох.
— Все еще думаешь, что я купил ребенка? — он продолжает идти к столу.
— Я об этом не думала, — я хватаю его за предплечье.
Он дергает головой в мою сторону и наклоняется к моей руке, пытающейся его удержать.
— Ты так сказала.
Он прав.
Я отпускаю его руку.
— Извини. Черт. Я была на взводе.
— Еще до того, как ты вышла из дома? — спросил он.
— Сегодняшнее утро мозги запудрило.
— Мозги запудрило, — пробурчал он.
Я сжимаю переносицу, мои щеки пылают.
— Я была напугана. Ты такой чертовски большой и...
Я захлопываю рот. И так уже сказала слишком много и выгляжу как ханжа, которую никогда не удовлетворяли. Может, и так. Трудно сравнивать, ведь я всю свою взрослую жизнь прожила с одним парнем.
Конмак двигается ко мне, его огромное тело возвышается над моим.
— И? — спрашивает он низким голосом.
Я снова и снова глотаю воздух, пытаясь подобрать слова.
— И что? — спрашиваю я, чтобы перевести вопрос в другое русло.
— Почему мой член тебя напугал?
Между ног поднимается жар. Я сжимаю бедра, пытаясь заглушить возбуждение, но от этого становится только хуже.
Конмак двигается вперед, как будто видит меня сквозь повязки, и прижимает меня к стене.
— Я не знаю, — бормочу я. — Боялась, что ты разорвешь меня, а потом ты подарил мне самый умопомрачительный оргазм в жизни, и оставил одну.
— Жалуешься?
— Нет, — шепчу я, затаив дыхание. — Просто растерялась.
Он делает еще один шаг, и мы оказываемся лицом к лицу. Мое сердце ударяется о грудную клетку, словно пытаясь запрыгнуть в его тело. Его руки опускаются к моим бедрам, удерживая на месте.
— Что постыдного в моем языке на твоей мокрой киске?
Мой клитор запульсировал, одновременно от шока и потребности. Я кладу руки ему на грудь, пальцы исследуют его твердые мышцы. Его сердце бьется так же сильно, как и мое, а тепло его кожи будоражит мою кровь.
— Лу, — бормочу я. — Это не...
— Я жду ответа.
— Хорошо, — я облизываю губы. — Мне показалось, что ты дразнишь меня.
— В том, как ты кончала мне на лицо, не было ничего притворного, — говорит он, приподнимая уголок губ в усмешке.
Мой желудок скручивается.
— Но ты оставил меня на взводе.
— Правда? — спросил он с усмешкой. — Вряд ли это так же плохо, как мои синие яйца.
— И кто виноват в том, что ты ушел?
Он наклоняется ко мне так близко, что его борода касается моей кожи. Она такая мягкая, что мне хочется провести по ней пальцами. Я сдерживаюсь, дыхание замирает, все мое тело готово к его ответу.
— Я не трахну тебя, пока ты не будешь готова, — рычит он. — Пока не будешь умолять об этом.
— А если я никогда не буду готова? — шепчу я.
Лу выпрямляется, забирая свое тепло.
— Тогда ты останешься со мной, пока два миллиона не будут полностью выплачены.
Мои плечи опускаются. Это не та свобода, на которую я рассчитывала, но, по крайней мере, он дает мне хоть какую-то надежду.
Раздается тихий стук в дверь, и он делает еще один шаг назад.
— Войдите.
Входит Леда, ее взгляд скользит по фигуре Лу. Я изучаю ее черты, находя теперь некоторое сходство с бедной Арией Маркос. У них одинаковые зеленые глаза и черные волосы, хотя у Леды они с сединой.
Теперь я понимаю, почему у пожилой женщины всегда такое суровое выражение лица. Она потеряла свою дочь самым жестоким образом, и неизвестно, потеряет ли она свою внучку из-за Танатоса или его могущественной семьи.
— Можно я возьму поднос? — спрашивает она.
— Да, — отвечает Лу.
— Помощь нужна? — спрашиваю я.
Она отмахивается от меня, и мы остаемся стоять в тишине. Лу повернул голову в сторону Леды, как будто концентрируясь на звуке ее движений.
Когда она наконец уходит, он снова обращает свое внимание на меня.
— Твоя комната — соседняя с моей, — говорит он.