Естественно, что людям, живущим в российской глубинке, не до моды: что одежда, что обувь – без излишеств. Главное, чтобы удобно было носить: тепло, сухо и не жалко испачкать, потому, что дорог там нет в принципе.
Стоит пройти дождю, как короткое путешествие даже по центральной улице становится опасным предприятием.
Основные детали гардероба – резиновые сапоги и ватник.
Но иногда мы выезжаем «в свет» – направляемся по разным причинам в посёлок, и тогда приходится прихорашиваться. Правда, в парадной одежде мы выглядим тоже своеобразно: возможности деревенского быта весьма ограничены.
Недавно мы отправились в вояж по магазинам за мелкой хозяйственной надобностью.
Лизе, моей девушке с недавнего времени, в магазинной толчее неловко наступили на сапог, у которого сразу отлетел каблук и подмётка целиком.
В сапожной мастерской нам сказали, что случай безнадёжный.
Печально. На новую обувь денег не хватило. Мы ещё только учились жить самостоятельно. Я, начинающий зоотехник, она – продавец-практикант. Наши зарплаты были больше похожи на пособие по безработице, чем на средства, позволяющие что-то приобретать.
Пришлось завязать сапог куском ткани и ковылять в таком непрезентабельном виде. За неимением сменной обуви, неприятность немалая.
Деньги на новые сапоги для подружки я занял, но среди недели поехать не получилось. Ждали выходной.
Поехали оба в резиновых сапогах – не хотелось лишний раз огорчать подругу. В принципе ничего особенного – никто и внимания не обратил. Во всяком случае косых взглядов я не видел.
Переполненный до отказа проходящий мимо деревни автобус пришёл с опозданием. Мы с трудом втиснулись на заднюю площадку ПАЗика и подпрыгивали всю дорогу на каждой кочке. На севере нет дорог, только направления движения.
Мы с Лизой тряслись в ужасно неудобных позах, время от времени врезались в низкий потолок салона, хотя росту оба невысокого.
Лицом к нам впритирку стояла худенькая рыжая девчонка лет пятнадцати-семнадцати.
Огненная грива распущенных волос рассыпалась по её плечам чуть не до пояса. Белоснежная кожа, усеянная сплошь конопухами, пухлые детские губки и настороженный отчего-то взгляд.
Ребёнок как-то странно жмётся к нам с Лизой. Возможно, в тесноте так кажется, но притирается настолько плотно, что я чувствую её тепло и запах.
Ничего, потерпим. Привычные уже. Наверно упасть боится, хотя в такой давке упасть проблематично.
Девочка нервничает, маневрирует, пытается встать к нам за спину .
Через время я начинаю понимать, почему: два мужика за её спиной кажется рукоблудят.
Присмотрелся внимательно к этим попутчикам: мрачные. Удивительно неприятные субъекты однозначно и явно из породы сидельцев. На всех пальцах наколки с перстнями, блестящие фиксы, наглый самоуверенный взгляд.
У одного из них рваный шрам через всю щеку, у другого отсутствует нижняя часть уха. Оба на голову выше девчонки, хотя та нормального для её лет роста.
Придурки гогочут, отпускают шёпотом в адрес соседки скабрезности и нахально лапают девичье тело, вызывая у той безотчетный страх и конвульсии.
Ребёнок молча, взглядом, просит взять её под защиту, но все вокруг молчат. Как воды в рот набрали. Взгляд отворачивают, дышат и то через раз.
Страшно.
Медленно отодвигаю девочку за свою спину.
Один из молодчиков нагло хватает её за руку, тянет к себе, улыбаясь во весь фиксатый рот, – куда от кавалеров, рыжуха? Наша ты теперь. С нами и сойдёшь.
– Сиськи-то у тебя имеются? – Шипит второй, пытаясь притянуть девочку к себе. – В принципе без разницы, лишь бы дырки не заросли, да Пьеро?
– Давненько мы свежатинки не едали, соскучились по женской ласке. Это хорошо, что боишься, сговорчивей будешь.
– А ты, фраерок, – обращаются ко мне, – не лезь, если жить хочешь. Твоё дело – сторона. За своей тёлкой смотри, а то мы и её в гости пригласим. У нас потенциал накопился – на месяц хватит.
– Зовут-то тебя как, маруха? – Уже не стесняясь, говорит тот, кого назвали Пьеро. – Не Алёна, случаем? У меня до зоны Алёнушка была, знатная шалава, ненасытная, узкая во всех щелях, горячая, юркая. Какой у нас с ней кардебалет был.
– Да ты зенками-то не лупай, а то неровён час в один из них заточка прилетит, – обращается ко мне. – Шучу! Я парень весёлый. Мне бы поржать. Отвернись, сказал.
– Так не услышал я твоего имени, прошмандовка. Ещё раз спрошу, не ответишь – пожалеешь. Итак, слушаю…