Тем не менее женщина (даже испанская) есть женщина. Страх проклятия удерживает ее от греха, но не от дрожи.
И я заставил Инес задрожать.
Я не хвастаюсь, это не мой стиль. Просто забочусь об объективности.
— Позвольте представить вам месье аббата Шмурца, — бормочет сверхофициальная супруга Алонсо Какеготам.
Райский ключник делает шаг вперед. Он в сутане, что можно встретить только в Испании. Красивый молодой человек, рыжеватый, склонный краснеть, со скромной улыбкой.
Он протягивает мне теплую, нежную, нервную руку. Я пожимаю ее и одариваю его довольно сальным взглядом. Я могу себе это позволить, отбросив экивоки, потому что этого аббата я имел честь насекомить не далее как прошлой ночью.
Речь идет о фальшивом Чарли Уэббе.
Той, которую я окрестил Евой во время наших постельных игр.
Ва десять[13]
Откровенно говоря, не хотелось бы натягивать белые перчатки и черные носки, но вам крупно повезло, что я не принадлежу к профсоюзу авторов глупостей, а то вам пришлось бы ждать сто лет в обед от одного театрального эффекта до другого. Когда у тебя членский билет, необходимо следовать правилу — не больше двух театральных эффектов в книге: иначе обязательный штраф. Контрольная комиссия заполнит пунктики, лишающие тебя определенных привилегий при получении пенсии по старости. Вынесут порицание в еженедельнике. Заявят, что ты позоришь большую дружную семью. Особенно если это повторится еще раз! Профессиональные ошибки — это ужасно. Соседи начнут перешептываться: «Вы знаете, что Сан-Антонио получил предупреждение с занесением в личное дело из-за слишком большого числа театральных эффектов в его последнем опусе?»
«Не может быть! Но, постойте, в прошлом году уже разбирали его дело по злоупотреблению метафорами?»
«Ну да: и лишили его права применять неологизмы на срок три месяца!»
Дословно!
Все это объясняет вам, почему большинство романов за три франка столь суррогатны: их авторы, чтобы не обозлить профсоюз, сидят на рационе. Я же индивидуалист, как никто двое других (если можно так выразиться), я не связан сюжетом беспокойства о дозировке. Я могу позволить себе действовать, понимаете? Ни расписаний, ни железных дат. Короче: ай эм сам себе хозяин! Конечно, мне делают козью морду, приходится увертываться от плевков, но я и в ус не дую, как говорят англичане. Совесть прежде всего! Клиент всегда прав! Обслуживание на дому! Всегда к вашим услугам обматерить, обозвать. Могу обозвать вас заср… ми в любое время дня и ночи. Могу обозвать тухлятиной, рогоносцами, дебилами, куском теплого дерьма, невыносимыми, тронутыми жуликами, бандитами, поганцами, голлистами, онанистами, скандалистами, заср…ми, заср…ми, особенно заср…ми!
Я могу!
Мерси, Бог мой: я могу!
Значит, я существую!
Существую для вас! Для вам! Для дам! Дам не вам!
Ладно, пора остановиться. Успокоить нервы. Очиститься от злости. Вернуть спокойствие.
Вернемся, но не к баранам, а к пастырю: и именно аббату Шмурцу.
Лучше бы он жил на улице Аббатисс, этот аббатик. Ибо это аббат и, судя по поведению, самого искреннего вида. Странное хобби у моей Евы превращаться в Адама. Не скрывается ли за этим двойная мораль, как вы думаете?
Потому что невероятно, но факт: очень много людей шастает из одного пола в другой. Как говорится, подавай окорок, а пол животного не важен.
— Рад вас приветствовать, господин аббат.
Вдова Зигзиг перехватывает инициативу.
— Маркиз — интереснейший молодой человек, — говорит она. — Нужно обязательно пригласить его на ужин в среду.
Если бы вы даже сыграли мне третий концерт Жана Петардо для скрипки и кирзовых сапог, я не был бы так доволен, ягнятки мои. Какая чудная музыка! Какой незабываемый звук! Теперь давлю двенадцатитонным взглядом на мадам… (не могу запомнить, как ее там по мужу), короче на Инес.
Вкладываю полную телегу просьб и обещаний в этот взгляд, мощный, как электромагнит для подъема подводных лодок. Типа: «Ах, милая дама, покорившая меня, ради Бога, будьте великодушны. Превратите предположение Дороти в чудесную определенность».
— Это, безусловно, хорошая мысль, — мягко поддерживает аббат.
Улыбаясь, аббат выглядит совсем юным.
После этой маленькой фразы дело, вроде бы, решается.
— Я буду рада, — бормочет Инес не очень убежденным тоном.
Дороти объясняет.
— У нас в среду званый ужин. Соберется несколько человек, приехавших отдохнуть на Тенерифе. Приятные люди, увидите сами. Поскольку, я думаю, вы же придете, не так ли?
— Боже мой, мадам, разве можно отказаться от приглашения, сделанного с таким тактом…
13
Каков лодырь, этот Сан-Антонио. Он уже писал «лава» вместо глава. И вот теперь он пишет «ва». Где же он остановится? — Обеспокоенный издатель.