Испанцы рождаются, вырастают и умирают, не узнав этого апофеоза сладострастия. За исключением тех, кто живет во Франции, и раритетных, которые в молодом возрасте посвящены священному пороку!
Вот почему, дамы, демуазели, господа, очаровательная (с завиточками) Контрацепсион искренне удивлена, восклицая неожиданно «но что вы со мной делаете!» Она не знала! Никогда не видела, не читала, не слыхала! Не воспринимала! Не рассматривала! О, канарки-канарейки! Так далеко заостровитянены. Как мог до нее дойти слушок, дыханием какого демона? Она недоверчива! Задыхается (хотя рот-то занят не у нее). Она блеет (это все, что я от нее требую). Она кричит (что не несущественно). Она хочет понять (я скажу ей, как только освобожусь). Она хотела бы объяснений (а я ей доказываю). Она боится потерять свои неотъемлемые права на вечное блаженство (я делюсь с ней частью мирского). Она шевелится (несильно, слава Богу). Она не приходит в себя и выходит из себя (в хронологическом порядке, но тут какое-то противоречие). Я возношу ее к великим открытиям. Отпускаю. Лгущий рот — король! Триумфатор! Он готовит обычные «сразу после еще», которые очаровывают! Он произносит монологи! О, возвышенный тирольский звук!
Этот сюрприз — свиданка!
И после ставлю тотчас же печать на рот. Патентованная система! Читать пояснения перед откупориванием флакона. Не разрешать пользоваться детям! Мерси!
Полное излечение за один сеанс! Гигантская доза! И не с помощью соломинки! С помощью бревнышка!
После подобного торнадо судья может катиться и раздеваться в одиночестве! Запивать гормональный сироп рыбьим жиром! Он лишился насовсем своих гражданских прав. Стал призраком. Пасопаратабако-Выжатая-Половая-Тряпка! Старая поносная обезьяна!
Это же ясно: Сан-Антонио был здесь!
Трехдневную щетину соскоблить трудно. Особенно опасной бритвой, да еще если привык к электрической марки «Браун» высшего качества. Стою дурак-дураком с бритвенным прибором Пасопаратабако в руках, таким тошнотворным со своей резиновой красно-скорбуто-десертного цвета ручкой и печальной кисточкой, как пучочек волос на заднице столетнего долгожителя, когда Контрацепсион приходит мне на помощь.
— Хочешь, побрею тебя, милый красавец?
Она зовет меня «милый красавец» после того, о чем вы уже знаете.
— Ты?
— Мой папа парикмахер, так что я умею…
Не в первый раз меня бреет женщина.
Но так классно — ни одна.
Истинный бархат! Кожа на щеках вскоре, дорогие мои, становится такой гладкой, как на ваших ляжках. После чего мое завоевание (не будем забывать, что Канары открыли французы) гладит мне костюм, и только рубашка не выглядит новой, хотя она и постирала воротник, но, наконец, я могу выйти в свет. Ей-богу, я набрал несколько лишних граммов в тюрьме. Бездействие, некалорийная жратва — нет ничего хуже для фигуры.
Остается только добраться до Нино-Кламар. Да, но как?
Ни машины, ни денег и поместье моих хозяев удалено на добрый четвертак километров.
Кроме того, охота на беглеца должна быть в полном разгаре.
Значит?
Иоанн двадцать три[19]
Я бы вновь попросил помощи у любезной «ассистентки», только не хочу говорить Контрацепсион, куда я направляюсь.
Долговечна ли женская добрая воля, когда затронуты интересы государства? Сомневаюсь.
Вернувшись на пост, она может заколебаться. Забыть мою щедрость и продать шкуру неубитого медведя.
Ибо, думайте обо мне, что хотите, сам-то я давно думаю только о том, что мне хочется, но вся моя энергия направлена на этот чертов вечер. С самого начала все мысли лишь о нем. Присутствовать там и испытать судьбу — вот моя цель. И особенно не пропустить того, что там задумано. Потому что я точно знаю, что это будет незабываемым.
Как говорят в Африке, «людоеда людоед приглашает на обед». Поскольку Старый Пень «послал» маман, я чувствую себя свободным от обязательств. Если ранее и были у меня какие-то сомнения, теперь они далеко. Что может быть лучше освобождения от задних мыслей? С детских лет только об этом и мечтаю. Сколько бедолаг теряют несколько лет жизни, принимая все всерьез. Вот и сейчас за дверью их целая очередь. Здоровенная, и хвост ее за углом, прямо как в киношку на кассовый фильм. Узнаю в этой толпе друзей и известных людей. Справляюсь у постового: «Пардон, господин агент, за чем толпа?» Он качает головой: «За орденами рвутся. Говорят, что будет новое награждение». Тогда я замечаю, что каждый из них держит под мышкой личное дело, где перечислены достоинства: президент того-то, основатель этого, лауреат того-сего, член…, сын…, рекомендован…, директор…, награжден…
19
Не знаем, что и думать. Мы растеряны. Озадачены. Мы стараемся исправлять, но Сан-Антонио такой несговорчивый, как все графоманы, которые воображают себя писателями. По нашему мнению, вот что произошло: заметили, что из-за своих фантазий, секрет которых знает только он сам, он начал «лава», затем просто «ва»; после «ва XII» он, наверное, впал в рассеянность. —