А еще из разговоров орков я как-то слышал, будто среди орчанок принято делиться своими наложниками, а то и временно меняться. Как пудрой или кремом — попользовалась сама, дай попользоваться другим.
Перестарался! Точно перестарался! Пацан безмозглый! Болван самодовольный! На па-а-а-амять! Сделаю хорошо-о-о-о!
Сделал. У девушки явно мозги в спираль закрутило и наизнанку вывернуло. И главное! Что мне теперь делать?!
Девушка явно считает, будто милость несусветную мне оказывает. Она, явно, если посчитает нужным пинками и за уши потащит к счастью. Такому, как она его сама понимает. Примерила бы на себя роль наложницы у-у-у-у… да хоть у человека. Понравилось бы? Ох, не думаю, что такая судьба — предел ее мечтаний.
В общем, нет у меня никакого желания остаток жизни провести любимой канарейкой в роскошной клетке, скрашивая ожидание прихода госпожи клеванием всяких вкусных зернышек. Свисгегь-то придется по первому требованию и не дай боги сфальшивить — живо перья повыщипывают и зернышек лишат.
Отсюда вывод какой? А вывод единственный — надо бежать! Причем прямо сегодня, если даже не сейчас же.
Жа-а-алко-то как бросать сытую спокойную жизнь под защитой лучших, после вампиров, воинов мира. Но. Ничего не поделаешь. Хочешь свободы — беги.
Не подавая вида о своих намерениях, прикинулся, будто безумно рад решению девушки, чмокнул ее в сладкие губки и слез с кровати. Пучисола с видом доброй богини, в порыве неземной щедрости высыпавшей целый мешок благодеяний на голову недостойного, повернулась на бок и умиротворенно уснула. Я, стараясь не шуметь, встал, свернул одеяло и подушку так, чтобы мое отсутствие под ним обнаружили как можно позже и тихо выскользнул из номера. В коридоре никого не было. В одном из снятых нами номеров слышался приглушенный голос Огробора, который, судя по всему, инструктировал воинов перед выходом в город.
По обычному распорядку, останавливаясь в крупных поселениях, почти все телохранители вместе с госпожой в обязательном порядке проводили поиск какого-то орка, ушедшего из степей в наемники. В наемных помещениях оставался только дежурный, которого оставляли в номерах для присмотра за вещами и связи с поисковыми группами.
Сегодня, скорее всего, поиски будут продолжаться обычным порядком.
Стараясь ничего не забьггь, в том числе и дареное, я стал собирать свои вещи, оставив чуть приоткрытой дверь номера.
Если бы кто и затянул, увидел бы обычную картину — слуга наводит порядок.
Упаковав покомпактнее два мешка, я стал дожидаться, когда, наконец все уйдут. Минут через десять шаги орков затихли. На всякий случай, я выждал еще десять минут, после чего закинул мешки на плечи, схватил в охапку зимнюю одежду и вышел из номера. По коридору неспешно прогуливался дежурный, а у двери номера Лучисолы по бокам стояли два телохранителя при полном вооружении. Это было необычно и, вероятно, связано с утренним скандалом. Только вот непонятно — телохранители сейчас защищали девушку от всех или всех от девушки? Когда она меня за шкирятник тащила к себе в номер, громогласно выражая свое возмущение моими, no-сути, невинными словами, орчанка явно готова была разнести в пыль и брызги все препятствия, оказавшиеся на ее пути. Живые и не живые; одушевленные и не одушевленные.
Дежурному орку громко, чтобы услышали и те двое придеерных, сказал о переселении в одноместный номер этажом ниже, и получил от всех напутственные ухмылки. Они, наверняка, дружно решили, будто правильно поняли, за какие такие заслуги меня одарили отдельной комнатой, пусть и пониже классом, чем на этом этаже. На самом-то деле переселение в апартаменты самой госпожи, если рассматривать его как поощрение, то наверное повыше одноместного номера будет. Только вот у меня нет никакого желания разбираться в видах поощрения постельных грелок. Разве важно на какую золотую блямбу повесили, а на какую тольмо серебряную, если греют одинаково?
Уже на улице я все-таки не утерпел и оглянулся на последнее, совместное с орками, пристанище. Все-таки жаль мне расставаться с Лучисолой. Она — хорошая девушка, несмотря на взрывной и немного буйный характер. Сейчас даже смешно вспоминать, как она на меня обиделась в первый же вечер после дневного перегона от Воськи. А я так и не понял, в чем был неправ, не осознал даже то, что вообще обидел.
Меня тогда буднично послали помочь госпоже приготовиться ко сну.