Мои потуги на изящество девушки, а это были они, Кира с Дили, проигнорировали. Даже не хихикнули. Красавицы явно чем-то сверх меры озабочены. Явно.
– Парень, ты не видел где-нибудь поблизости молодого благородного примерно твоего роста, но красивее?
– Дили! О чем ты его спрашиваешь. Молодо-о-ой, краси-и-ивый… Разве так надо? Парень, скажи тебе не попадался случайно молодо… тьфу ты, короче. Благородный. Примерно твоего роста. Взгляд стальной, уверенный. Прическа – мантор с начесом. Сапоги три четверти. Брюки в сапоги. Камзол – блестер или ванми плечи реглан песочного цвета с широкими лацканами. Раненый.
– Э-э-э… – я без игр по-настоящему завис. – Э-э-э… камзол раненый?
Я старательно гнусавил, чтобы не узнали по голосу, а то с них станется.
– Что ж ты такой бестолковый! – вмешалась Дили. – Не камзол, разумеется. Благородный! Раненый!
– А-а-а. Ага. Да-да-да.
– Что?! – вскрикнули обе девушки. – Встречал?
– Не-а, блаародные дэрини. Не встречал.
– А чего же тогда говорил: «да-да-да…»?
– Так, эта… про камзол я.
– Что про камзол?
– Камзол не раненый, а благородный, напротив, раненый. Камзолов я видал много, а, чтобы и камзол и раненый вместе, такого не видал, – с простолюдинской обстоятельностью начал я объяснять свое миропонимание. Так я могу до-о-олго плести языком. Начиная с рождения троюродной кумы двоюродного деверя племянника кузнеца, который в прошлом году подкову на копыто прибил наоборот.
– А может все же где-нибудь его видел?
– Дили, отстань от него. Не видишь, парень с кухни? Откуда ему знать?
Девушки отвернулись, махнув мне рукой – свободен – и заговорили о своем, о девичьем. Я не стал спешить и остался послушать, нарочито медленно прилаживая мешок на свое место за плечами.
– Кира! Какие же мы дуры! Дуры-дуры-дуры!
– Хватит самоедством заниматься, Дили. Уже тысячу раз проговорили. Да, дуры! Но не совсем.
– Что ты имеешь ввиду?
– А то, Дили, что не могли мы вот так вдруг, собственно говоря, ни с того ни с сего настолько разобидеться на Бера, чтобы отказаться выходить за него замуж. Да еще амулеты эти. Да никогда я не думала ставить любые железки против любви. Никогда. Значит, что? А то, дорогая моя подруга, что опоили нас чем-то. В пищу или питье подсунули какую-то гадость. Вот и понесло нас.
Девушки снова развернулись и, не обращая на меня внимания, продолжили свой разговор.
– Ты думаешь? – неуверенно, но с надеждой спросила рыженькая. – Значит, – девушка опасно сузила глаза, – какая-то с-сволочь! Решила рассорить нас с Бером!
– И этой сволочи все удалось, – подтвердила Кира. – Надо отдать должное изобретательно! Ну, я ей покажу, скотине!
– Кому? – с живым интересом спросила Дили. – Живелике или орчанке?
– М-м-м… не думаю, что это Живелика, – задумчиво протянула Кира. – У девочки еще романтическая дурь из головы не выветрилась.
– А может и вы-ы-ыветрилась, – с сомнением протянула Дили. Тогда она уж очень хорошо играет.
– Давай не будем множить сущности без надобности. Мне представляется, что это орчанка. Любят они в своих степях самые разные цветочки-ковылечки и травки собирать.
Девушки снова развернулись на сто восемьдесят градусов и поспешили в сторону главного здания. Думаю, хотят найти Лучисолу и задеть ей пару вопросов.
После такой проверки – если уж любящие девушки не опознали, то кто еще может лучше? – я гораздо более спокойно поспешил к своей цели. Через пять минут показался поворот к закрытой части резиденции. О том, что туда кому попало нельзя, предупреждала соответствующая надпись, а в самом конце пути возле калитки еще и пара гвардейцев недвусмысленно подтверждала бесполезность намерений проникнуть на охраняемую территорию.
Вопреки опасениям, гвардейцы перед калиткой не стали потрошить мой мешок и сверток. Проверив по списку право доступа за калитку, стоявший справа усатый гвардеец, тот что постарше, лениво спросил: