— И это называется законченной работой? — спросил хозяин квартиры, заглядывая Женьке в лицо.— А паркет? Месяца не живем, а он повыскакивал уже, ремонт нужен. Что ж это вы так небрежно? Снаружи — дом как дом, а внутри? Сюда смотрите... — Он вошел в столовую, закрыл за собой двери, и через минуту все увидели, как из-под двери в прихожую пролезает книга толщиной в ладонь.
— При чем тут мы? — сконфузился Женька. — Наше дело фундаменты...
— Но вы же сами сказали, что дом этот строили именно вы!
— Мало ли чего мы строим! — огрызнулся Женька.— Основное наше дело — фундаменты.
— А где же виноватого искать? Нет, дорогие товарищи строители, тут и ваше наплевательское отношение к своим обязанностям, к людям, для которых вы строите свои «шедевры»!
— Вы так считаете? — многозначительно произнес Женька, и его глаза превратились в щелочки.
— Представьте.
— А кто стоял над нашей душой, торопил, кто ордер из рук вырывал и клялся самостоятельно подкрасить что-то, подправить, а? «Все сделаем, доделаем, только ордерок поскорее, пустите нас в новый дом!»
— Позвольте! — хозяин квартиры шагнул вперед.
— Не позволю! — Женька шагнул ему навстречу. Они оказались носом к носу.
— То есть как? — возмутился хозяин.
— А вот так! — отрезал Женька.
Алексей поспешил вмешаться:
— Погоди, Евгений, ты видишь, сколько тут недоделок, небрежность. Наспех сделано. Позовите, пожалуйста, Викторию.
— Викторию? — переспросил хозяин квартиры. — Она не живет здесь. Они с мужем остались в старой квартире, там тепло, три комнаты. У них двое ребятишек...
Женька вылетел на лестничную площадку, сбежал вниз и там уже набросился на Алексея:
— Ты чего его под защиту взял?! Ишь, барин какой! В бабский халат вырядился и ну права качать!
— А ты бы въехал в такую квартиру?
Женька не ответил.
— Молодец, Виктория,— сказал Алексей. — Заставила тебя расплатиться за вранье. Расхвастался: «Я строил! Собственноручно!» Зато ты теперь знаешь, как реагируют новоселы на «тяп-ляпы»!
— Вот стерва. На посмешище выставила... Как дурак оплеванный!
— Сам напросился. Я не хочу тебя учить, ты сам больше меня знаешь, я уже успел кое-чему у тебя научиться. Но если б каждый из нас, делая что-то для других, примерял сначала к себе...
— Катись ты знаешь куда со своей моралью! — оборвал Женька. — Меня спровоцировали! Я лопнуть готов от злости, а ты критиканством занялся! Первая такая баба попалась, холера, обкрутила вокруг пальца как собственную волосину. На что мне такая роскошная жизнь?
— Здорово тебя девушка проучила! Нашла способ, как навсегда отшить.
Вид у Женьки был смешной и жалкий, казалось, он вот-вот заплачет, как ребенок, у которого отняли новую игрушку.
Алексей протянул ему конфету.
Женька, не глядя, развернул ее, сунул в рот и тут же с чувством выплюнул себе под ноги, будто вместо конфеты ему перец подсунули.
— Ничего, нас не так-то просто из седла вышибить! У нас есть кое-что в запасе. Айда на почту!
— Что ты забыл там?
— Телеграмму Ладушке пошлю, пускай приедет. Женюсь! Хватит мне холостяковать. Я тебе рассказывал: в отпуске с одной Ладушкой познакомился, девчонка — что надо! Я, подлец, наобещал ей кучу восторгов... Русалка виновата — на глаза попалась, чтоб черти на сковороде в аду ее зажарили! Идем на почту, вызову Ладушку, женюсь с ходу, хватит бобыльничать! На что мне такая роскошная жизнь?! А русалка — хитрющая, чертовка, как она меня подвела, а? Адресок подсунула! — Женька засмеялся.
Глядя на него, засмеялся и Алексей.
Прохожие оборачивались на них в недоумении: два парня стояли на тротуаре, загораживая проход, и хохотали, держась за животы.
Г лава седьмая
Этот знаменательный день — бригада заканчивала сотый, юбилейный фундамент — начался с загадок: Ши-шигин явился на работу с подбитым глазам, и только Кузя Дудкин осмелился пошутить:
— Женька специально для юбилея фонарь подвесил.
Шншигин, к общему удивлению, не накинулся на
Дудкина, промолчал, он со свирепым видом смотрел на проходившего Подсолнуха и, ни слова не говоря, неожиданно ударил его кулаком — ткнул в зубы как боксер перчаткой. Алексей упал, но скорее от неожиданности, чем от боли. Крохотуля подскочил, хотел помочь, но Алексей отстранил его руку, поднялся сам и, размазывая по губам кровь, направился к прорабской коыторке.