— Вера, Север большой…
— А вот там, где ты будешь?
— Там тундра. Скука и пустота.
— Но ведь там будешь ты. Конечно, если ты захочешь…
— Спасибо, Вера…
— Ты мне покажешь тундру?..
— Этой красотой ты быстро насладишься.
— И северное сияние?..
— И это увидишь.
— И тебя хотя бы через день?
— Можно и каждый день.
— Вот у меня уже и есть чем жить. Ожиданием отпуска, потом будет Север, потом воспоминания… Это будет мой лучший отпуск за последние четыре года.
Они еще помолчали несколько минут, прислушиваясь к звону собственных шагов.
— Что стряслось на заводе? — спросил Муравьев.
— Я забраковала всю партию.
— Переживаешь?
— Если бы только я…
— И Катя?
— С Катей плохо. Она допустила ошибку в расчетах. Ее отстранили от должности.
— А тебя?
— Меня тоже отстранили. Но временно. До окончания расследования…
— Что расследовать? Ты же права.
— К сожалению, да.
Когда они прощались возле Вериного подъезда, ночь уже дрогнула под напором нового дня и погасила на востоке не только мелкие, но и крупные звезды.
— Оставь сумку у меня, — сказала Вера. — Не понесешь же ты ее на аэродром?
— Как же это я не понесу, если понесу?
— Тяжелая.
— Здесь бритва, мыло, зубная щетка и даже полотенце.
— Ну, если и полотенце, надо непременно нести. — Она протянула ему обе руки.
Муравьев взял их и обе поцеловал по нескольку раз.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Возле гостиницы сосновый бор на все лады звенел птичьими голосами. Пернатые жители аэродрома славили наступающий день. Муравьев распахнул в номере окно и, не раздеваясь, прилег на кровать. Спать уже было некогда, через час-полтора завтрак, затем развод, приедут летчики, техники, приедет Белый.
Надо сразу ему сказать, что принято решение возвращаться в часть, что задерживаться здесь он не будет. Необходимо побыть одному, разобраться во всем и, уже, когда не останется ни колебаний, ни угрызений совести, с чистой душой поступить так, как подскажет сердце.
Он хотел лишь полежать с закрытыми глазами и, убаюканный птичьим гомоном, незаметно уснул. Полетов не было, и над аэродромом плыла непривычная тишина, изредка нарушаемая шумом самосвала, возившего к летной столовой щебенку. Муравьеву приснилось море, сверкающее ослепительными солнечными бликами, огромный белый пароход на горизонте, тот самый пароход, на котором он с детства мечтает совершить многодневный круиз по морям и океанам.
Проснулся Муравьев от прикосновения чьей-то руки. У кровати стоял Толя Жук.
— Выспался? — спросил он.
— Привет, Толя.
— Уже третий раз захожу к тебе. Спишь как сурок.
Муравьев посмотрел на часы и не поверил: половина двенадцатого!
— Да, придавил я…
— Умывайся.
— Что-нибудь случилось?
— Промой глаза. А то со сна и не поймешь ничего.
— Я же в отпуске. Досрочно вернулся.
— Молодец! Потомки оценят. Пока ты дрыхнул, Женька Шелест майором стал.
— Ну да?!
— Досрочно. За парад.
— Пошел Шелест…
— Звонил. Завтра прилетит.
— Совсем зазнается майор… — Муравьев обнажился до пояса, сунул одним концом в карман измятое полотенце и пошел в ванную комнату.
Вода из крана шла не ровной струйкой, как всегда, а вылетала рваными порциями с фырканьем и стрельбой. Наверное, была пауза в водоснабжении и в систему закачали воздух. Муравьева раздражало это фырканье, и умылся он без того удовольствия, которое получал ежедневно, обливая холодной водой разгоряченный упражнениями торс.
Да, Женька набирает высоту… Майор… Голова и без этого кружится от успехов, что-то теперь с ним станется. Награда командующего, аплодисменты на параде, благодарность главкома, досрочное звание — сплошь медные трубы…
Муравьев вдруг понял, что не вода в кране его раздражает. Совсем нет. Тогда что же? Женькин успех? «Позавидовал ты ему, что ли, Муравьев?»
Пожалуй, другое. Хотелось бы от всей души порадоваться за Женьку, разделить с ним так неожиданно подкатившую бочку меда, если бы не торчала в ней и не шибала в нос эта проклятая ложка дегтя. Ах, Женька, Женька… И самому-то, верно, першит. Впрочем, победителей не судят. Жизнь не остановилась оттого, что Жук и Белый по выговорешнику схлопотали. Все уже и забыли о предпосылке. Главное, что летчик жив, да и машина почти цела, а заслуга в этом целиком принадлежит Женьке. Его успехи на параде — это честь и слава всему полку…