— Ты зря кипятишься, — спокойно перебил его Толя Жук. — Влип он в ситуацию…
— Послал бы я сейчас тебя… В ситуацию… — Муравьев уже и в самом деле начал кипятиться. — Что же это за ситуация, которая оправдывает подлость?
— Не преувеличивай.
— С твоей логикой можно и предателя оправдать. Ситуация! Пригрозили смертью, вот он и выдал друзей…
— Сравнения у тебя…
— Тебя наказали, Белый выговорешник схватил, а он герой!
— Завидуешь ему, что ли?
Муравьев пропустил мимо ушей эту реплику, настолько она казалась ему неуместной и несерьезной.
— Видимо, тебя надо было еще покрепче наказать…
— И чего вы все такие кровожадные? — Толя Жук снова улыбнулся, потом сразу посерьезнел и заговорил быстро, без пауз, как по писаному: — Хорошее с плохим в нашей жизни так переплелось, что хирургия для лечения почти не годится. Вырезая небольшую болячку, зацепишь нервный узел и сделаешь человека инвалидом. Женька — умный человек, недюжинно способный, очень нужный авиации человек. Не то что я. Поймет он свою ошибку, сам себя накажет. А пока у него сердце не остыло, пусть идет на высоту. Помешать ему так просто. Впрочем, что я тебе объясняю… Сам все знаешь. Молчал же до поры. И еще помолчишь… Поломать жизнь человека можно в два счета. Помочь найти себя — вон как сложно. Мы помогли ему вовремя. Может, и не совсем порядочно все это выглядело. Но это вблизи. А издали глянешь — нормально, по-человечески.
Толя Жук поддел ботинком заржавевшую банку из-под сгущенки, и та с ржавым дребезгом отлетела в кусты.
Муравьев проследил за ее полетом и остановился.
— Все, Толя, ты говоришь хорошо. Люди должны быть людьми. И Женька, конечно, человек. Все мы человеками рождаемся. Но откуда появляются скоты? Не с таких ли вот компромиссов они начинаются? Будет в сто раз обиднее, если Женька Шелест не поймет, что он пошел на подленький компромисс. — Муравьев прокашлялся и, почувствовав, что Толя Жук еще чего-то от него ждет, добавил: — Вначале я надеялся, что он сам все скажет, а теперь ему необходимо помочь. Я буду говорить с Белым.
— Черт его знает, может, ты и прав. — Толя Жук посмотрел на Муравьева широко открытыми глазами, тут же отвернулся, отломал с куста прутик и несколько раз со свистом разрубил им воздух. — Мне кажется, Белый все поймет…
Да, если командиру все объяснить не под горячую руку, он поймет. Но захочет ли простить Шелеста?
— Будет молчать твой Прокопенко? — спросил Муравьев.
Толя Жук засмеялся.
— Может, и помолчит до вечера. Только сил у него не хватит. Трудно старику тайны хранить…
Они прошли по тропинке сквозь лес и у опушки присели на бетонную плиту, неизвестно когда и с какой целью брошенную здесь. Даже в солнцепек она сохраняла свою каменную прохладу.
— Нормально съездил? — нарушил молчание Толя Жук.
— Нормально.
— А что до срока прикатил?
— Спешу на Север.
Толя Жук лишь еле заметно улыбнулся и промолчал.
Не верит. Конечно, его спешка выглядит смешно. Из центра Европы, где лето в разгаре, где сосна как сосна растет, а не заскорузлые кустишки, в которых и по нужде не спрячешься, где есть и шоссейные и железные дороги, и до Львова рукой подать… От всего этого, добровольно оборвав отпуск, спешить в серую стынь Заполярья, в край дико-пустынный и до боли однообразный — конечно же, нормальным людям покажется странным.
Но объяснять Толе Жуку причины, толкнувшие его на это решение, Муравьеву не хотелось. Слишком долго надо объяснять. Слишком сложно. Да и себе-то он эти причины еще не успел объяснить как следует, чувствовал подсознательно: надо.
А Толя Жук ничего и не спрашивал. Он еле заметно, щелками глаз, улыбался каким-то своим мыслям и сосредоточенно выковыривал из бетонной плиты гладенький и рябой, как ласточкино яичко, камешек.
— Возьми меня с собой, — сказал он неожиданно.
— Будто я решаю такие вопросы. — Муравьеву вдруг стало смешно. — А ты-то чего?
— Я Север не видел, — тихо ответил он, — а что тебя гонит, не соображу.
— Не у дел я здесь, Толя.
— Летаешь ведь.
— Не те это полеты.
— Какие тебе надо?
— Рабочие. Там работа, Толя, которую я люблю.
Почти у самого горизонта на рулежной дорожке сверкнуло ветровое стекло автомобиля.
— Ты не можешь определить, что там движется? — спросил Толя Жук.
— Могу. Белый едет на «Волге».