— Что с ним? — спросил Виктор Антонович техника.
— Двигатель… Ресурс выработал…
Виктор Антонович прошел к затянутому в полинялый чехол «двадцать пятому». Он стоял тихий и покорный, но Виктор Антонович уже отлично знал, какая звериная сила упрятана в чреве новой машины, знал, что таится за внешней покорностью. Только этих знаний было недостаточно для того, чтобы уверенно учить других, — надо летать. Надо все проверить в воздухе, все попробовать самому. И он летал позавчера и вчера ночью, надо еще летать сегодня в сумерках и завтра днем при минимуме, и еще много-много раз, пока новый истребитель не станет таким же близким и понятным, как вот этот выработавший ресурс МИГ-17.
А ведь когда-то и он казался непривычно-загадочным.
Когда-то… Виктор Антонович улыбнулся. Когда-то…
Не когда-то — двадцать пятого августа, спустя всего лишь четыре года после окончания войны. Этот день тоже был вехой в биографии Виктора Гая…
…Его разбудили на рассвете, где-то в половине четвертого. Он проснулся от бесцеремонного грохота в дверь. Вскочил и в одних трусиках бросился в коридор.
— Кто?
— Тревога, товарищ капитан! — крикнул посыльный. — Через десять минут машина подойдет, будьте готовы.
И, гулко стуча каблуками, побежал вниз. Деревянная лестница жалобно заскрипела и затихла.
Гай вернулся в комнату, задернул штору и включил маленькую лампочку, шнуром прикрученную к спинке металлической кровати. Давненько в полку не было никаких тревог, и он остановился в задумчивости — что взять с собой. «В первую очередь надо одеться, — сказал он сам себе, — а потом все остальное…»
Дверь в комнату была открыта, и он не услышал, как вошла Надя. Она стояла у порога в ночной сорочке, прижав к груди сложенные вместе кулачки, в глазах застыл испуг.
— Ты чего? — удивился Гай.
За четыре года жизни в этой квартире Надя ни разу не вошла к нему в кабинет, не постучавшись. Да и вообще она входила к нему только в исключительных случаях, чаще всего когда Андрейка не откликался на требование идти спать. За все четыре года он ни разу не видел, чтобы Надя вышла из своей комнаты непричесанной, в ночной сорочке.
— Ты зачем? — повторил он вопрос. — Марш спать! Тебя это не касается.
— Виктор, это не война? — спросила она тихо. В ее голосе было столько тревоги, что Гай растерялся.
— Просто учебная тревога, — сказал он, откашлявшись и не очень уверенно. — Иди спокойно спи. Иди…
— Я сейчас. — Испуг в ее глазах сменился решительностью.
Она исчезла, и не успел Гай застегнуть ремень на гимнастерке, как Надя снова появилась в комнате. На ней уже был халатик, а в руках небольшой чемоданчик. Она раскрыла его и поставила на стол.
— Так… Полотенце… — Сняла с гвоздя полотенце и бросила в чемодан, туда же в одну минуту переложила со стола коробку с табаком, спички, тетрадь и стопку конвертов, которые Гай только вчера купил. Затем она выбежала на кухню и вернулась с целой охапкой продуктов.
— Зачем мне все это? — взмолился Гай.
— Что еще? — не обращая на него внимания вслух думала Надя. — Да, ложку, кружку, нож… И фонарик. Где твой фонарик?
— Наверное, у Андрейки.
Она бесшумно выскользнула из комнаты и вернулась не только с фонарем, но и со стопкой белья.
— Все это пригодится. Вдруг надолго.
— Может, и пригодится, — тихо согласился Виктор Гай и неожиданно для себя залюбовался ее необутыми ногами, гибкими движениями, упавшей на лицо прядью волос. И что-то непонятное вдруг так подкатило к сердцу, что он чуть не задохнулся от восторга.
И ему подумалось, что вот уже четыре года они жили бок о бок, через стену и почти не видели друг друга, не стремились видеть, не интересовались один другим. Днем Надя работала на электростанции, вечером шла в школу. Виктор Гай даже не всегда приходил ночевать. А если и ночевал, то уходил очень рано. Встречаясь в своей квартире, они здоровались, как здороваются добрые соседи. Гай не раз замечал, что Надя стала интереснее, красиво одевается. Но эти мысли появлялись как-то на ходу и так же на ходу исчезали, не оставляя в душе никакого следа.