Он вышел в кабинет и вернулся с большой коробкой из-под конфет.
— Вот. Около сотни.
— Ты это брось, — взволнованно протянул руку Сирота. — Около тысячи, скажешь.
Виктор Гай спрятал коробку за спину.
— Отдам с одним условием.
— Ну перестань, перестань. — Глаза Сироты зажглись азартом коллекционера. — Выкладывай свое условие.
— Обещай выполнить одну мою просьбу.
— Ладно, обещаю.
— Все слышали? — спросил Виктор Гай и под общий смех вручил Сироте полную коробку значков.
Он их рассматривал весь вечер. Пил и смотрел на значки, и даже когда разговаривал с Надей или Ольгой, хоть и украдкой, но посматривал в сторону раскрытой коробки.
— Что у тебя за просьба? — тихо спросил он Виктора Гая, когда Пантелей и Надя увлеченно слушали Ольгу.
— Пантелея на учебу отпустить надо, — так же тихо ответил Виктор Гай.
— Не могу в этом году.
— Почему?
— Потом объясню… Да ты и сам понимаешь… Такой специалист в полку как воздух нужен. Особенно теперь. Вот подрастет молодежь…
— Тогда ему уже поздно будет учиться.
— Учиться никогда не поздно. Пусть идет на заочное в Надин институт.
— Что это ему даст?
— Высшее техническое.
— Ему в «жуковку» надо…
— Мне тоже надо. Но и здесь кому-то надо, — считая разговор на эту тему исчерпанным, он неожиданно спросил: — Любишь Надю?
— Люблю, — прямо ответил Виктор Гай.
— Значит, надо все законно оформить.
— Наверное, — уклончиво сказал Виктор Гай.
— Не наверное, а точно. И не тяните. Чтоб кривотолков не было.
— Не будет, — снова уклонился от прямого ответа Виктор Гай и вышел на кухню покурить.
Вышел и Пантелей. Он был немножко пьян, и в его голосе еще более отчетливо звучала грусть.
— Извини, Витя, — сказал он, глядя в пол, — я хочу насчет Федора… Ставим крест на этом вопросе? — Посмотрел на Гая и торопливо поправился. — Просто я хотел спросить: ты все еще веришь, что он вернется?
— Верю.
— А Надя?
— И она верит.
— Значит…
— Я все сказал.
— Понятно.
Когда Сирота прощался, Виктор Гай вспомнил ему слова, сказанные на аэродроме:
— Будем «наводить по схеме»?
Сирота не рассердился.
— Вот примешь полк, — сказал он с усмешкой, — хоть хвостом вперед летайте. А у меня уже столько шишек нахватано, вся макушка в буграх. Хочу иметь обеспеченную старость.
Вскоре ушли и Пантелей с Ольгой. Виктор Гай засучил рукава и начал мыть посуду. Он всегда любил эту работу. Надя устало сидела на табуретке и с улыбкой наблюдала, как из его рук одна за другой выскальзывали сверкающие чистотой тарелки.
А когда Виктор Гай сел у раскрытого окна покурить трубку, она опустилась рядом, легонько коснулась его плечом.
— Хорошо, что ты приехал.
Он пожал ее руку.
— Что ты думаешь ответить завтра комиссии?
— Что хочешь, то и отвечу.
— Ты должна ехать в Новосибирск.
Надя, наверное, ждала этих слов, потому что приняла совет Виктора Гая спокойно, лишь чуть сильнее прижалась к его плечу.
«Мы, наверное, любим друг друга, — подумал Виктор Гай спокойно, словно думал не о себе, а о ком-то чужом. — Но если и любовь не помогла перешагнуть через память — значит, не подошло время… Постоянно видеть его лицо, слышать голос, искать оправдания… Значит, не пришло наше время».
— Я поеду, — согласилась Надя.
— Пусть Андрей останется со мной пока… На зимних каникулах мы приедем к тебе в гости.
— Он любит тебя. Пусть останется…
Виктор Гай нащупал ее руку, густые брови, глаза, провел пальцами по щеке и сразу почувствовал под ними влагу. Надя плакала…
После ее отъезда Ната зачастила в их дом. И почти каждый раз получалось так, что приходила она к Андрею в те часы, когда его не было в квартире.
— Опять нет? — спрашивала она весело. — Вот везучая я.
И было трудно угадать — огорчает ее отсутствие Андрея или радует.
— Ну ладно, — заявляла она, — я подожду.
И ждала иногда по нескольку часов, допоздна засиживаясь у Гая. А когда приходил Андрей, она спрашивала или сообщала ему какой-нибудь пустяк и спешила распроститься.
Виктору Гаю нравились эти посиделки: Наташа была интересным собеседником.
— Как вы думаете, — спрашивала она, — войну в Корее можно было предотвратить?
И когда Гай начинал популярно высказывать свои соображения, она вставляла такие вопросы, которые заставляли его забывать, что перед ним шестнадцатилетняя девочка, нужно было вести взрослый разговор.
— Вам не нравится, что я обрезала косы? — заявила она однажды.