— Косы тебе больше шли.
— Но мода требует…
— Модно то, что красиво, — отрезал Гай.
— Ошибаетесь, — возразила она уверенно. — Красиво то, что модно.
— Это одно и то же.
— Ну нет. Самое красивое платье моей бабушки сегодня выглядит смешно. Оно было красивым, когда было модным.
— Слепо бежать за модой тоже глупо, — начинал выкручиваться Виктор Гай.
— Слепо — да. На то и глаза у нас…
А однажды она спросила:
— Моя подруга влюбилась в учителя. Он старше ее на четырнадцать лет. Это глупо?
Гай даже растерялся от такого вопроса. Наташа смотрела на него огромными синими глазищами и ждала. Это был взгляд взрослой женщины.
— Конечно, глупо, — сказал Гай вопреки своим мыслям.
Ему хотелось ответить совсем иначе, но он уловил недвусмысленную связь этого вопроса с ее частыми посещениями, и ему захотелось сказать этой дерзкой девчонке все, что положено говорить в подобных ситуациях.
— А почему глупо?
— Потому что твоя подружка близорукая фантазерка. Девочке в такие годы уже надо видеть перспективу. А она фантазирует, за́мки воздушные строит, подогревает свои честолюбивые чувства несбыточными мечтами, выдумывая из обыкновенной, вполне естественной привязанности к взрослым горячую любовь. Если она вовремя не перестанет раздувать этот шарик, он лопнет и больно стегнет ее по лицу. Она просто неумная дурочка.
Наташа издевательски хмыкнула.
— Есть и умные дурочки?
— Есть всякие, — парировал Гай.
— Так ей и передать?
— Так и передай.
…После этого разговора Гай не видел Наташу до окончания средней школы. Поначалу часто вспоминал ее, но за делами тут же забывал и вспоминал снова, наткнувшись на какой-нибудь предмет, связанный прямо или косвенно с ее существованием.
Однажды его пригласили в школу на вечер, посвященный Дню авиации, попросили надеть все награды и рассказать о войне. Цепляя на мундир ордена, Виктор Гай приятно удивился, что их количество почти удвоилось, и как их компактно разместить на груди — одному богу известно.
Вначале выступление не клеилось, но воспоминания о друзьях захватили его, и Гай рассказал много интересного. Во всяком случае, слушали его внимательно.
Потом были танцы. Когда объявили, что приглашают девушки, перед Гаем вдруг выросла высокая изящная блондинка.
— Вы станцуете со мной?
— Наташка!
— Вы не ошиблись.
— Ты где пропадала? — спросил он, когда они вышли в круг.
— Науку грызла. Девушке в мои годы надо видеть перспективу.
— И какую же ты перспективу видишь?
— Блестящую, — улыбнулась она. — Поступаю в авиационный институт. Становлюсь конструктором. Строю безопасный самолет и выхожу замуж за летчика.
— Мне остается только позавидовать тому летчику.
— Почему?
— Такая жена — клад!
— Что ж, через пять лет вы можете сделать мне предложение.
— Через пять лет мне будет тридцать семь!
— А мне почти двадцать четыре. Если к тому времени не женитесь, я приму ваше предложение.
— Годится! — весело согласился Гай.
…Через несколько дней он вспомнил этот разговор и почти всерьез подумал: «А что? Женюсь на Наташе — и всем сомнениям конец…»
ГЛАВА VI
Да, тогда ей было восемнадцать. Сегодня — двадцать шесть. Тогда она немножко сутулилась, теперь распрямилась и ходит уверенной спортивной походкой. В глазах — ясность и ум, в улыбке — подкупающая непосредственность.
— А вы кого ждете, Виктор Антонович?
— Тоже секрет. — Он развел руки: мол, ничего не поделаешь. Так на так…
Ната засмеялась.
— Я любопытная, поэтому открываю карты: жду самолет. Он везет какого-то генерала. А вы?
— Тоже генерала.
— Этим самолетом мне переслали мои приборы. Сегодня же поставим на ваш самолет. — Она звонко хлопнула ладонью по дюралевому крылу истребителя. — Теперь у меня в руках будут шифры всех необходимых параметров. Значит, и вы генерала?
— Кандидатскую готовишь?
— Что получится… Но вы мне зубы не заговаривайте. Я открыла карты.
— А я, Наточка, еще и сам не знаю, — схитрил Виктор Антонович. — Позвонили из Москвы, приказали ждать. Какой-то генерал хочет меня видеть.
— Все вы знаете! — она резко повернулась и отошла в сторону. Присела, сорвала несколько ромашек и, не оборачиваясь, стала увлеченно мастерить букетик.
Этот нетерпеливый поворот, это красноречивое молчание Виктор Гай хорошо знал и, наверное, будет помнить до конца своих дней.