При обсуждении проектов инженеры и командиры больше молчали. Они понимали, что путь от проекта до серийного производства исчисляется не одним годом, а им дешифраторы нужны были сейчас, у них уже сегодня полный зарез со временем…
И вот Наташа принесла листочки, которые таили в себе очень привлекательную идею: создать своими силами специальную комнату, может быть, класс. Подготовить группу нештатных лаборантов из грамотных, смышленых ребят, вооружить их набором шаблонов и поставить дешифрование пленок на конвейер.
Все очень просто. С шаблонами только придется повозиться. Дело тонкое, и потребуется время. Но оно ни в какое сравнение не идет с тем временем, которое уходит на разгадывание шифрограмм. Командиры эскадрилий стонут от них, а иногда и вообще не смотрят. Разве что предпосылка заставит.
— Что ж, товарищ конструктор, — Виктор Гай с довольной улыбкой вглядывался в листки, — работаете на памятник при жизни. Скажи, хотела бы увидеть свой памятник? Подойти, поговорить с ним…
— А вы?
— Конечно. И помирать было бы легче с убеждением, что на земле остается память о тебе. Заработать себе памятник, дорогая Наташа, дело стоящее. А заработать его не просто. Так что давай собирай свои ресторанные салфетки и, не откладывая в долгий ящик, переноси все на ватман и миллиметровку. Я думаю…
Зазвонил телефон. Виктор Гай снял трубку и услышал голос Андрея.
— Ты откуда звонишь?
— Из дому.
— Что случилось?
— Не знаю. Вы скоро домой придете?
Виктор Гай посмотрел на часы. Было около семи.
— Сейчас еду. У меня Наташа…
— Не надо, — перебил Андрей, — мне с вами поговорить необходимо.
— Простите, кто это? — кивнув на телефон, насторожилась Наташа.
— Андрей, — сказал Гай и так посмотрел на девушку, словно она знала, в чем дело.
— Что случилось?
— Не знаю.
— Можно я с вами?
Гай промолчал.
— Ладно, — согласилась она. — Я попозже.
Она торопливо запихала в папку все свои листочки и быстро вышла. А Виктор Гай тотчас уехал домой.
Андрей лежал в своей комнате на топчане. Ноги на табуретке, руки под головой.
Увидев Гая, встал, вышел навстречу. Поздоровались молча за руку. Виктор Гай закурил.
— Официальная причина моего возвращения, — сказал Андрей, — плохое здоровье. Сердце. До сих пор был абсолютно здоров, а тут вдруг систолы появились…
— А неофициальная?
— Думаю, что-то связано с отцом.
— Почему?
— Со мной беседовал какой-то человек. Назвался Володарским. Очень подробно расспрашивал, что я знаю о своем отце, каким образом мы с мамой попали в Межгорск, спрашивал о наших с тобой взаимоотношениях.
Андрей помолчал, прошелся по комнате, остановился. Потом совсем как Надя потер ладонью щеку и спросил:
— Виктор Антонович, вы что-нибудь конкретное знаете о моем отце?
— Я знаю, Андрюшка, что он был отличным летчиком, прекрасным человеком, надежным другом и бесконечным патриотом нашей Родины. Он учил меня ненавидеть врагов и любить Родину. Он учил меня быть беспощадным и мужественным в бою… Я не знал более храброго человека, чем твой отец. Я не знал более умного человека, чем твой отец. А то, что с ним случилось в последние дни войны, я объяснить не могу…
— На какой же основе родились слухи о его измене Родине?..
— Знал английский. Родственники за границей. Твоя бабушка — его мать — эмигрировала когда-то. Но это самая настоящая чепуха. Без вести пропали в войну сотни людей. Это была страшная война. И сегодня еще объявляются люди, которых давно похоронили. Не знаю, что с ним случилось, но убежден твердо — он не мог изменить. И пусть твое сердце будет спокойным…
— Сердце мое, оказывается, ни к черту… Даже на летную работу с ограничением.
— Завтра поедешь в госпиталь. Такое может быть. Систолы, как говорит Наташа, на нервной почве могут появиться. Обследуешься, если надо, — и в полк. Я понимаю, что это возвращение неприятно, но в полку ты человек очень нужный.
Трубка погасла, и Виктор Гай снова раскурил ее.
— Не вешай нос. Переживем. — Он обнял одной рукой Андрея за плечи, на мгновение прижал к себе, встряхнул. — Пережили худшее. А насчет твоего отца я напишу в Москву. Есть у меня один знакомый. Там или подтвердят слухи, или опровергнут. В конце концов прошло двадцать лет. Прав я или ошибся — пора это узнать.