- А у вас они сбывались?
- Разумеется! Как бы я иначе узнал, что она волшебная?
- Вы мне расскажете?
- Хм… Ну что ж, попробую. Один раз я очень хотел, чтобы Гримо выздоровел, и он поднялся на ноги. В другой раз отец уехал куда-то по делам, далеко и надолго. Я не расставался с фигуркой, потому что было скучно и страшно, и он вернулся куда быстрее, чем собирался. А что бы загадали вы, если бы она была вашей?
Вопрос застал Себастьена врасплох.
- Она ведь не моя. Зачем же я буду зря загадывать?
- Представьте как будто она ваша. Закройте глаза и представляйте.
Себастьен послушно закрыл глаза.
- Все можно загадывать?
- Да.
Себастьен не успел ничего загадать – слезы покатились из-под ресниц сразу как только он начал думать над желанием. Но раньше, чем он смог взять себя в руки, он почувствовал на спине теплые ладони и уткнулся носом в шершавое сукно камзола.
- Плачь, малыш, плачь, я никому не скажу.
- Я не малыш, - пробормотал он сквозь слезы.- И я не плачу.
- Конечно, нет, - ответил Рауль. – Но я все равно никому не расскажу. А когда ты перестанешь не плакать, мы попросим Жанетту испечь вкусный пирог с вишней и сливками, от него сразу высыхают глаза, а потом придет весна, и мы съездим в Орлеан и, может быть, даже в Тур. Там интересно, Себастьен, там очень интересно. И этот сундук мы стащим вниз и попросим отца снова устроить игровую комнату в малой гостиной…
Когда в замке начали зажигать свечи, Рауль отнес уснувшего от слез Себастьена в постель и, захватив бутылку вина, вернулся в кабинет к отцу.
Они проговорили до рассвета.
VII
… Ему снова снилась лужайка за часовней на границе отцовских владений. Казалось бы-что страшного в цветущей полянке, поросшей тимьяном и окруженной живой изгородью из орешника, бузины и боярышника, над которой роем носились пчелы и распевали зяблики и зорянки. Он десятки раз был на ней - и ребенком и юношей и никогда не происходило там ничего страшного. Но почему из всех ночных кошмаров этот был самым жутким, выматывающим душу, кошмаром, от которого кричишь и просыпаешься в холодном поту? Рауль не знал и не думал, что когда-то сможет это узнать.
Отец подошел к нему и положил на лоб прохладную ладонь. Рауль с благодарностью накрыл его руку своей, и с облегчением почувствовал, что кошмар отступает – теперь он видел только лазурную гладь Средиземного моря, и, хотя, где-то там, впереди был Джиджелли и кровь и порох, и страдания, вид морских волн успокаивал и убаюкивал.
Он проснулся когда в комнате уже был серый полумрак подступающего утра и понял, что все еще сжимает узкую ладонь – слишком узкую и нежную.
Рауль встряхнул головой, уверенный, что сон продолжается, потому что в кресле у его постели сидела Мэри. Тусклый свет камина едва очерчивал ее фигуру, но ошибиться он не мог.
-Вы кричали,- сказала она.- Я испугалась. С вами теперь все в порядке?
Он машинально кивнул и разжал стиснутые пальцы.
- Мне приснился кошмар,- объяснил он.- Простите, что я вас разбудил, мне казалось, что ваша комната далеко от моей.
- Не настолько далеко, - тихо сказала Мэри.- Я всегда слышу, когда вы не спите. Вы часто кричите.
- Простите,- покачал он головой.- После ранения мне постоянно снятся кошмары, не знаю уж почему. Завтра я прикажу приготовить для вас другую комнату, более спокойную. Я сейчас провожу вас. Простите меня.
- Не надо, - еще тише сказала она. – Я сама доберусь до своей комнаты. Спите, Рауль. Я вам снилась.
И, наклонившись, поцеловала его в лоб и беззвучно скользнула за дверь.
Второй раз он проснулся, когда солнце было уже высоко. События минувшей ночи казались сном. Он медленно оделся и вышел на улицу, все еще размышляя над тем, что произошло.
С той минуты, как ледяным февральским утром Рауль сумел самостоятельно дойти до порога своей спальни, отец и де Гиш, которые всегда относились друг к другу прохладно и слегка настороженно, казалось, заключили союз, единственной целью которого было найти как можно лучшие развлечения для Рауля.
Неугомонный де Гиш, отлученный от двора и своей принцессы, придумывал новые и новые забавы, отец с готовностью соглашался на них, чем немало пугал виконта, который привык к совершенно другому обхождению.
Единственный человек, который получал удовольствие от всех затей, был Себастьен, который наконец-то начал смеяться в полный голос и перестал прятаться.
Веселиться Бражелону не хотелось совершенно, но отказаться было невозможно – при взгляде на белоснежные теперь волосы отца его охватывало невыносимое чувство вины. Де Гиш же много и охотно смеялся днем, но порой выходил к завтраку совершенно бледный от бессонной ночи. Рауль знал, что тяготит друга отнюдь не погибшая карьера. Сам он был до неприличного спокоен – пережитая боль физическая почти вытеснила из памяти боль душевную. Иногда он вспоминал Луизу, как вспоминают любимую в детстве сказку – светло и печально. Если бы не постоянные ночные кошмары, можно было бы сказать, что он совершенно исцелился.
Поэтому когда месяц назад де Гиш радостно объявил, что на именины Рауля (которые тот не справлял последние десять лет, о чем де Гиш был прекрасно осведомлен) приедут пятнадцать человек включая не только старых армейских товарищей но и герцога Бэкингема, а отец немедленно приказал привести в порядок комнаты для гостей, Рауль только вздохнул и понадеялся, что грядущие торжества понравятся Себастьену – должен же быть хоть кто-то счастлив в этом доме. Сам он с большим удовольствием провел бы время с книгой в библиотеке.
Через какое-то время стало известно, что герцог не желает ехать до Блуа в компании одних только слуг и собирает себе в попутчики людей, которые виконту знакомы и приятны. Как сказал Бэкингем, англичане во Франции должны держаться большой группой – на всякий случай.
Так и получилось, что в конце мая в Бражелон нагрянула большая компания англичан и французов. Празднование было пышным и длилось неделю, часть гостей осталась еще на несколько дней.
Мэри нашлась в саду в компании де Гиша и мадам дю Бельер. Она улыбалась, но Рауль заметил темные круги вокруг ее глаз и излишнюю плавность движений.
- Мадмуазель,- поклонился он. – Я планирую небольшую прогулку по окрестностям. Окажите мне честь быть моей спутницей.
Она молча склонилась в поклоне.
- Далеко ли вы собрались? – де Гиш улыбался так, как будто наступило Рождество.
- До часовни и обратно, - холодно ответил Рауль, помогая Мэри сесть в седло.
- Эта прогулка весьма кстати, - заметила Мэри. – Я только что говорила господину де Гишу и сестре, что завтра я уеду домой, поэтому буду рада попрощаться с окрестностями.
- Тогда поедем дальней дорогой, - решил Рауль.
Они ехали молча, но как только замок скрылся из виду, Рауль повернулся к спутнице.
- Так вы уезжаете? Еще вчера вы не помышляли об отъезде.
- Что ж, все когда-то заканчивается, как закончились и эти золотые французские дни. Пора возвращаться в английский туман и хандру.
Он осадил коня.
- Простите меня за мое поведение. Я не должен был этого допускать.
- Вам не за что извиняться - никто не властен над своими снами.