Резкий, но женственный смех породил в игровой комнате эхо:
– Обманщик!
И тут Рон не выдержал, глянул через плечо, наморщил лоб.
– Как ты узнала, что я пойду сюда, Алтаиз?
Его сестра оказалась рядом, шаги легки, движения точны и выверены.
Улыбка резко изменяла выражение ее лица, придавала ей игривое выражение. Единственное, что Рон не мог повторить, как бы ни старался, хотя в остальном они были очень похожи: темные волосы и бледная кожа, густые брови и заостренные скулы.
Но если те же самые черты делали его суровым, то Алтаиз выглядела яркой.
Не зная, что сказать по делу, Рон решил подразнить собеседницу.
– Ты надела платье? – он поднял бровь. – Как нелепо!
– Почему? – она скрестила руки на груди, украшенная жемчужинами перчатка на левой руке сверкнула, отражая свет голографического солнца.
– Выглядишь дурочкой.
Алтаиз фыркнула, палец в перчатке нервно пристукнул по локтю:
– Не имеет никакого значения, что я ношу, платье, полный доспех или вообще ничего. Ведь я в любом случае могу победить любого, кто осмелится бросить мне вызов.
– Платья – для сельских дурочек, – Рон насмешливо ухмыльнулся. – Я бросаю тебе вызов, поскольку ты осмелилась возражать мне!
– Лучше сельская дурочка, чем угрюмый паренек вроде тебя, что прячется в темноте, – она засопела. – Ну а кроме того, мне нравится цвет... – Алтаиз закружилась на месте, и юбки ее поднялись, заколыхались, по платью одна за другой поплыли радуги.
Рон опознал материал – один из самых редких и дорогих, из особого искусственного шелка, в пряди которого вплетались зеркала, такие маленькие, что их не разглядеть невооруженным взглядом. Так много, что одному человеку не сосчитать.
Алтаиз закончила кружиться и остановилась рядом с аквамариновыми волнами. Синева океана зарябила на ее юбках, становясь все глубже и глубже до тех пор, пока не возник глубокий дополнительный оттенок, переходящий от розового к цвету заходящего солнца.
Мгновение она выглядела как простая девчонка, а не как наследница Оранита.
Внезапное озарение ударило Рона как молния:
– Ты собиралась завлечь кого-нибудь на вечеринке с помощью этого нелепого платья?
– Прошу прощения?
– Ты должна была знать, что это не сработает, – несмотря на все усилия, он не смог скрыть раздражение в голосе.
Светло-карие глаза Алтаиз смягчились:
– Почему сегодня ты столь полон ненависти, Ро?
Где-то рядом с сердцем он почувствовал легкий укол сожаления.
Рон ненавидел нотку жалости, что прозвучала в ее словах.
– Ты никогда ранее не хотела замуж, – сказал он. – И я могу только гадать, какую еще столь же коварную цель ты можешь преследовать, нацепив вот это...
Ее плечи на миг обвисли, затем Алтаиз выпрямилась:
– Мне только шестнадцать. Никто не собирается принуждать меня к замужеству. Мать этого не позволит.
– Ты говоришь так... – Рон ощутил опору под ногами: вот он, способ уязвить всегда уверенную в себе сестру. И он не стал тянуть время, пустил свой козырь в ход тут же: – Матриархия переходит тебе – старшей из дочерей Имурив. В конце концов, тебе придется выйти замуж, чтобы продолжить наш род.
– Но я не старшая из Имурив, – проворчала Алтаиз. – Хотя единственная дочь.
– Факт, о котором мне напоминают всю жизнь. И ноша... которой я не желаю, – он постарался, чтобы слова его прозвучали сочувственно, но струна, на которой он попытался сыграть, не прозвучала искренне даже для его собственного слуха.
– Радуйся, что она не твоя, Рон Валтеа Имурив. Иначе тебя могли бы наряжать в дурацкие платья.
Призрак улыбки коснулся его уст:
– Да уж, это судьба похуже смерти...
– Или может быть, возможность найти убежище в тайной любви к нарядам, – она усмехнулась в ответ. – В таком случае, возможно, ты бы молился, чтобы некая смертельная неприятность постигла меня в ближайшем будущем, – Алтаиз подошла еще. – Случись подобное, клянусь, я бы оставила тебе это платье.
Рон хмыкнул, почти с удовольствием.
В моменты, подобные этому, он вспоминал, как дружны они были в детстве, как защищали друг друга, как много делили между собой. О да, почти все воспоминания...
– И только этого должно быть достаточно, чтобы желать тебе смерти.
– Осторожно, Ро, – прошептала она, усмехаясь в свой черед. – Если кто услышит тебя, этого может хватить, чтобы тебя обвинили в измене.
Последнее слово отозвалось эхом в голографическом синем небе, и когда угасающий звук срикошетил от потолка, в кильватере у него посыпались умирающие птицы.
Щеки Алтаиз порозовели, она отвела глаза.