Ночь была ясная, теплая, тысячи звезд мерцали в небе; едучи нога за ногу, друзья сладко спали, и только когда забрезжил свет, первым проснулся пан Михал.
– Откройте глаза, друзья мои, Кейданы уж видно! – крикнул он.
– А? Что? – пробормотал Заглоба. – Кейданы? Где?
– Вон там! Башни видны.
– Красивый город, – заметил Станислав Скшетуский.
– Очень красивый, – подтвердил Володыёвский. – Днем вы это еще лучше увидите.
– Это вотчина князя воеводы?
– Да. Раньше город принадлежал Кишкам; отец князя Януша взял его в приданое за Анной, внучкой витебского воеводы, Кишки. Во всей Жмуди нет города лучше, а все потому, что сюда евреев не пускают, разве по особому позволению Радзивиллов. Меды тут хороши.
Заглоба протер глаза.
– Э, да тут почтенные люди живут. А что это за высокое здание вон там, на холме?
– Это замок, его недавно возвели, уже в княжение Януша.
– Он укреплен?
– Нет, это роскошная резиденция. Его не стали укреплять, ведь сюда со времен крестоносцев никогда не заходил враг. Острый шпиль, вон там, видите, посередине города, – это соборный костел. Крестоносцы построили этот костел еще в языческие времена, потом его отдали кальвинистам; но ксендз Кобылинский снова отсудил его у князя Кшиштофа.
– Ну и слава Богу!
Ведя такой разговор, рыцари подъехали к первым домикам предместья.
Заря тем временем все разгоралась, всходило солнце. Рыцари с любопытством разглядывали незнакомый город, а Володыёвский продолжал свой рассказ:
– Это вот Еврейская улица, здесь евреи живут, которые получили на то позволение. По этой улице мы доедем до самой рыночной площади. Ого, люди уже встают и выходят из домов. Взгляните-ка, сколько лошадей возле кузниц, и челядь не в радзивилловском платье. Верно, в Кейданах какой-нибудь съезд. Тут всегда полно шляхты и знати, иной раз и из чужих краев приезжают гости, – это ведь столица еретиков всей Жмуди, они здесь под защитой Радзивиллов свободно отправляют свои службы и суеверные обряды. О, вот и площадь! Обратите внимание, какие часы на ратуше! Лучше, пожалуй, нет и в Гданьске. А вон та молельня с четырьмя башнями – это кирка реформатов, они каждое воскресенье кощунствуют там, а вот лютеранская кирка. Вы, может, думаете, что здешние горожане – поляки или литвины? Вовсе нет! Одни немцы да шотландцы, и больше всего тут шотландцев! Пехотинцы из них первейшие, особенно лихо рубятся они бердышами. Есть у князя шотландский полк из одних кейданских охотников. Э, сколько на площади повозок с коробами! Наверно, какой-нибудь съезд. Во всем городе нет ни одного постоялого двора, заехать можно только к знакомым; ну, а шляхта – та в замке останавливается; там боковое крыло дворца длиною в несколько десятков локтей предназначено только для приезжих. Год целый будут тебя учтиво принимать за счет князя; но кое-кто живет там постоянно.
– Удивительно мне, что гром не грянул и не спалил эту еретическую молельню! – сказал Заглоба.
– А вы знаете, было такое дело. Там промежду четырех башен купол был как шапка, ну, однажды как ударило в этот купол, так от него ничего не осталось. В подземелье здесь покоится отец князя конюшего Богуслава, тот самый Януш, который поднял рокош против Сигизмунда Третьего. Собственный гайдук раскроил ему череп, так что он и жил грешил, и погиб занапрасно.
– А что это за обширное строение, похожее на каменный сарай? – спросил Ян.
– Это бумажная мануфактура, ее князь основал, а рядом книгопечатня, в которой еретические книги печатают.
– Тьфу! – плюнул Заглоба. – Чума бы взяла этот город! Что ни вздохни, то еретического духу полно брюхо наберешь. Люцифер может быть здесь таким же господином, как и Радзивилл.
– Милостивый пан! – воскликнул Володыёвский. – Не хули Радзивилла, ибо в скором времени отчизна, быть может, будет обязана ему спасением.
Они ехали дальше в молчании, глядя на город и дивясь порядку, царившему в нем: все улицы были вымощены булыжником, что в те времена было большой редкостью.
Миновав рыночную площадь и Замковую улицу, путники увидели на возвышенности роскошную резиденцию, недавно построенную князем Янушем, которая и в самом деле не была укреплена, но размерами превосходила не только дворцы, но и замки. Здание стояло на холме и обращено было на город, который как бы лежал у его подножия. Расположась покоем с двумя крыльями пониже, оно образовало огромный двор, огражденный спереди железной решеткой с высокими частыми зубцами. Посредине решетки поднимались могучие, сложенные из камня ворота с гербами Радзивиллов и гербом города Кейданы, представлявшим лапу орла с черным крылом на золотом поле и с красной подковой из трех крестов. В воротах была караульня, и шотландские драбанты стояли на страже, но не для охраны, а для парада.
Время было раннее, однако во дворе уже царило движение, и перед главным корпусом проходил муштру полк драгун в голубых колетах и шведских шлемах. Длинный строй замер с рапирами наголо, а офицер, проезжая перед фронтом, что-то говорил солдатам. Вокруг строя и дальше, у стен дома, толпы челяди в пестром платье глазели на драгун и обменивались замечаниями и наблюдениями.
– Клянусь Богом, – сказал пан Михал, – это пан Харламп муштрует свой полк!
– Как? – воскликнул Заглоба. – Неужели тот самый, с которым ты должен был драться во время выборов короля в Липкове?
– Он самый. Но мы с той поры живем в мире и согласии.
– И впрямь он! – подтвердил Заглоба. – Я признал его по носу, который торчит из-под шлема. Хорошо, что забрала вышли из моды, а то он ни одного не смог бы застегнуть; но на нос этому рыцарю нужен все-таки особый доспех.
Тем временем Харламп заметил Володыёвского и рысью подскакал к нему.
– Как поживаешь, Михалек? – вскричал он. – Хорошо, что приехал!
– А еще лучше, что первого встретил тебя. Вот пан Заглоба, с которым ты познакомился в Липкове, да нет, раньше, в Сеннице, а это вот Скшетуские: пан Ян, ротмистр королевской гусарской хоругви, герой Збаража…
– О, да ведь это славнейший рыцарь в Польше! – вскричал Харламп. – Здорово, здорово!
– А вот пан Станислав, ротмистр калишский, – продолжал Володыёвский. – Он прямо из Уйстя.
– Из Уйстя? Так ты, пан, был свидетелем страшного позора. Мы уже знаем, что там случилось.
– А я сюда и приехал в надежде, что уж тут-то такого позора не будет.
– Будь уверен. Радзивилл – это тебе не Опалинский.
– Мы вчера в Упите то же самое говорили.
– Рад приветствовать вас и от своего имени, и от имени князя воеводы. Князь обрадуется, когда вас увидит, ему такие рыцари очень нужны. Пойдемте же ко мне, в арсенал, у меня там квартира. Вам переодеться надо и подкрепиться, а я тоже к вам присоединюсь, ученье я уж закончил.
С этими словами Харламп снова подскакал к строю и коротко и зычно скомандовал:
– Налево, кругом! Марш!
Копыта зацокали по мостовой. Строй вздвоил ряды, раз, другой, пока не построился наконец по четыре в ряд и медленным шагом не стал удаляться по направлению к арсеналу.
– Добрые солдаты, – молвил Скшетуский, глазами знатока глядя на точные движения драгун.
– В драгунах одна шляхта служит да путные боярские дети, – сказал Володыёвский.
– Боже мой, оно и видно, что это не ополченцы! – воскликнул пан Станислав.
– Так Харламп у них поручиком? – спросил Заглоба. – А мне что-то помнится, он в панцирной хоругви служил и носил на плече серебряную петлицу.
– Да, – ответил Володыёвский, – но вот уже года два он командует драгунским полком. Старый это солдат, стреляный.
Харламп тем временем отослал драгун и подошел к нашим рыцарям.
– Пожалуйте за мной. Вон там, позади дворца, арсенал.
Через полчаса они сидели впятером за гретым пивом, щедро забеленным сметаной, и вели разговор о новой войне.
– А что у вас здесь слышно? – спрашивал Володыёвский.
– У нас что ни день, то новость, люди теряются в догадках, вот и пускают все новые слухи, – ответил Харламп. – А по-настоящему один только князь знает, что будет. Замысел он какой-то обдумывает: и веселым притворяется, и с людьми милостив, как никогда, однако же очень задумчив. По ночам, толкуют, не спит, все ходит тяжелым шагом по покоям и сам с собой разговаривает, а весь день держит совет с Гарасимовичем.