— Я Ковальский, а это пани Ковальская! — бормотал сквозь сон офицер.
— Если хочешь, пусть так и будет, — ответил Заглоба. — Пожалуй, и лучше, что у тебя не будет детей, меньше дурней будет на свете! Как думаешь, Рох?
Заглоба приложил к нему ухо, но не услышал уже никакого ответа.
— Рох, Рох! — окликнул его тихо Заглоба. Рох спал как убитый.
— Спишь?.. — пробормотал Заглоба. — Ну, подожди… Я вот сниму с тебя этот железный горшок, а то тебе неудобно, и расстегну плащ, чтобы с тобой не приключилось удара. Я был бы плохим родственником, если бы не заботился о тебе.
И руки Заглобы стали шарить около головы и шеи Ковальского. На возу все спали глубоким сном; солдаты тоже качались на седлах, ехавшие впереди слегка напевали, всматриваясь в дорогу, так как ночь была темная.
Вдруг солдат, ехавший позади телеги, увидел плащ и блестящий шлем своего офицера. Ковальский, не останавливая телеги, кивнул, чтобы ему подали лошадь.
Спустя минуту он уже был на лошади.
— Мосци-комендант, а где мы будем кормить лошадей? — спросил вахмистр, подъехав к нему.
Рох не ответил ни слова и, миновав конвойных, исчез во мраке. Вскоре быстрый топот лошадиных копыт донесся до слуха драгун.
— Куда это наш комендант поскакал? — спрашивали друг друга солдаты.
— Должно быть, хочет посмотреть, нет ли поблизости корчмы. Время бы дать отдых лошадям.
Между тем прошло полчаса, прошел час, два, а Ковальский не возвращался. Лошади совсем устали и едва тащились.
— Поезжайте-ка догоните коменданта и скажите, что лошади еле ноги волочат.
Один из солдат поехал исполнить приказание, но через час вернулся один.
— Коменданта и след простыл, — сказал он. — Должно быть, уехал куда-нибудь далеко!
— Ему хорошо, — ворчали с недовольством солдаты, — он целый день спал, да и теперь выспался на возу, а ты тащись всю ночь без отдыха.
— Отсюда в двух шагах корчма, — ворчал посланный, — я думал, что найду его там, а там его нет! Куда его черти понесли?
— Остановимся и без него, коли так, — сказал вахмистр. — Нужно отдохнуть.
И они остановились перед корчмой. Солдаты сошли с лошадей, одни из них пошли стучаться в двери, другие стали отвязывать вязанки сена, чтобы хоть с рук покормить лошадей.
Узники, услышав шум, тоже проснулись.
— Куда это мы приехали? — спросил Станкевич.
— Впотьмах трудно разобрать, — ответил Володыевский, — тем более что мы не к Упите едем.
— Но ведь из Кейдан в Биржу надо ехать через Упиту? — спросил Ян Скшетуский.
— Конечно. Но там мой полк, и князь велел ехать по другой дороге. Сейчас же за Кейданами мы свернули на Данов и Кроков, а оттуда, верно, поедем на Бейсаголу и Шавли. Это немного не по дороге, но зато Упита и Поневеж останутся в стороне.
— А пан Заглоба спит себе сном праведника, — заметил Станислав Скшетуский, — вместо того чтобы придумать какой-нибудь выход, как обещал.
— Пусть спит… Должно быть, его утомил разговор с этим болваном комендантом. Видно, ни к чему не привели его красноречивые уверения в родстве между ними. Кто для отчизны не изменил Радзивиллу, тот ему не изменит и ради дальнего родственника.
— А разве они в самом деле родственники? — спросил Оскерко.
— Такие же, как и мы с вами, — ответил Володыевский. — Но где же пан Ковальский?
— Должно быть, в корчме.
— Я хотел у него просить разрешения пересесть на какую-нибудь лошадь: у меня ноги затекли, — сказал Мирский.
— Он, наверное, на это не согласится, — возразил Станкевич, — в темноте легко улизнуть незаметно. А как догнать?
— Я дам ему рыцарское слово, что не удеру, а кроме того, скоро и светать начнет.
— Послушай, где ваш комендант? — спросил Володыевский у стоящего вблизи драгуна.
— А кто его знает.
— Как так: кто знает? Если я тебе приказываю его позвать, так зови.
— Мы, пане полковник, сами не знаем, где он, — ответил драгун, — как Уехал ночью, так и до сих пор не возвращался.
— Скажи ему, когда он вернется, что мы хотим с ним говорить.
— Слушаюсь! — ответил солдат.
Пленные замолчали.
Время от времени слышалось только их громкое позевывание; рядом лошади жевали сено. Солдаты, сторожившие телегу, дремали, другие болтали между собой или закусывали, чем бог послал, так как корчма оказалась необитаемой.
Вскоре и ночь стала бледнеть; на востоке появилась светлая полоса, звезды понемногу стали меркнуть, а затем крыша корчмы и деревья перед корчмою словно покрылись серебром. Немного погодя можно было уже различить лица, желтые плащи и блестящие шлемы.