— Оставь меня в покое.
— Ну, сознайся!
— Нечего тебе в чужие дела нос совать, к тому же не время думать о женитьбе, когда война на носу.
— А справишься ли ты к июлю?
— К концу июля я буду готов, хотя бы мне пришлось добывать лошадей из-под земли. Слава богу, что работа есть, а то бы меня меланхолия заела…
Письма гетмана и предстоящее дело доставили большое облегчение Володыевскому, и не успел он еще приехать в Пацунели, как уже совсем перестал думать о полученном отказе. Известие о наборе быстро облетело всю шляхту. Шляхта сейчас же явилась к Володыевскому, и он подтвердил известие. Все изъявили свое согласие, хотя не без колебаний: была самая страда. Пан Володыевский разослал гонцов и в другие местности — в Упиту и по большим усадьбам. Вечером к нему приехали Бутрымы, Стакьяны и Домашевичи.
Шляхта шумела, подбодряла друг друга, грозила неприятелю и кричала о будущих победах. Одни только Бутрымы молчали, но никто не ставил им этого в вину — все знали, что они станут, как один человек.
На следующее утро в «застенке» зашумело, словно в улье. Все забыли уже о Кмицице и о панне Александре; всюду только и слышались толки о предстоящем походе. Пан Володыевский от души простил Оленьке ее отказ, утешаясь мыслью, что не одна она на свете и что это не первый отказ. И в то же время думал, что делать с письмом Кмицицу.
IX
Для пана Володыевского настало время тяжелого труда. На следующей же неделе он переехал в Упиту и принялся за дело. Шляхта съезжалась к нему со всех сторон, как к знаменитому полковнику, но среди нее было больше всего ляуданцев, поэтому нужно было позаботиться о лошадях. Володыевский суетился, и благодаря его энергии дело подвигалось очень быстро. В то же время он навестил и пана Кмицица, который значительно поправился, хотя еще не вставал с постели.
По-видимому, поскольку у Володыевского была тяжелая сабля, постольку легка была рука. Кмициц тотчас же узнал Володыевского и при его появлении сильно побледнел; но, видя его улыбающимся, успокоился и протянул ему свою исхудалую руку.
— Благодарю за посещение. Ваш поступок достоин такого кавалера, как вы!
— Я приехал спросить, не сердитесь ли вы на меня? — спросил пан Михал.
— Нет, не сержусь, потому что меня победил мастер, каких мало! Чуть богу душу не отдал…
— Ну а как ваше здоровье?
— Вы, вероятно, удивляетесь, что я вышел из ваших рук живым? Я и сам считаю это чудом. — Кмициц улыбнулся. — Но не отчаивайтесь, еще успеете покончить со мной.
— Я вовсе не затем приехал.
— Вам, верно, дьявол помогает! — прервал Кмициц. — Я далек от хвастовства, но до сих пор я считал себя если не первым, то, по крайней мере, одним из лучших рубак во всей Речи Посполитой; между тем — неслыханная вещь! — вы могли бы покончить со мной с первого же удара, если бы захотели. Скажите, где вы так выучились?
— Отчасти природные способности, — ответил маленький рыцарь, — затем отец, твердивший мне с детства: «Бог не одарил тебя ростом, и если люди не будут тебя бояться, то будешь посмешищем». Наконец, служа у русского воеводы, я завершил свои знания. У него было несколько человек, которые с успехом могли состязаться со мной.
— Разве могли быть такие?
— Не только могли, но и были. Был пан Подбипента, литовец, которого убили под Збаражем, — упокой, Господи, его душу! Это был человек такой необычайной силы, что его удары невозможно было отражать; был еще Скшетуский, мой друг и приятель, о котором вы, без сомнения, слышали.
— Как же! Ведь это он из Збаража пробрался к королю сквозь неприятельские войска. Кто о нем не слышал! Так вы из их числа? Челом, челом! Постойте, я слышал о вас от воеводы виленского. Вас зовут Михалом?
— Собственно, я Юрий-Михал; но так как святой Михаил предводительствует всеми небесными силами и одержал столько побед над нечистыми духами, то я его и выбрал своим патроном.
— Конечно, Юрию не сравняться с Михаилом. Так вы тот Володыевский, который зарубил Богуна.
— Я!
— Ну от такого необидно и в лоб получить. Дай Бог, чтобы мы остались друзьями. Вы меня назвали изменником, но в этом вы ошиблись.
При этом Кмициц поморщился, точно снова почувствовал боль в ране.
— Признаюсь — ошибся, — ответил Володыевский, — об этом я узнал от ваших людей. Иначе я бы не приехал сюда, знайте, ваць-пане!
— Уж и точили на меня здесь зубы, — сказал с горечью Кмициц. — Но будь что будет! Не одно пятно лежит на моей душе, это правда, но и здешняя шляхта приняла меня далеко не любезно.