Сообщение о нашей операции уже передали в Харьков. Там нас должны встречать на вокзале товарищи, которые возьмут на себя дальнейшую заботу о «Надежде». Они узнают нас с Владимиром по светлым кожаным перчаткам. В Тбилиси остальные участники нашей группы установят постоянную слежку за Стасем и Саидовым. Однако до моего возвращения их должны были оставить на свободе...
Уголком глаза я заметил, что в многолюдной толпе на перроне появилась Антиса. В нарядном, суживающемся книзу платье, она ступала с трудом, как стреноженная лошадь. Ей явно непривычен был весь этот наряд — туфли на высоких каблуках, дорогой полушубок, шляпка с павлиньим пером... Монахиня выглядела смущенной и несчастной. Рядом с ней шагал наш сотрудник Катамадзе, человек пожилой и солидный. Я улыбнулся, увидев, что в толстом стеганом пальто и каракулевой шапке он чувствовал себя не лучше монахини. Достойная пара прошествовала мимо нас и стала чуть поодаль. Пока все шло по намеченному плану.
Ко мне подошел работник нашего сектора, поздоровался и громко сказал:
— Будьте добры, передайте, пожалуйста, это моему брату. Тут я посылаю немного денег.
Он протянул мне запечатанный конверт, в котором, как я знал, должны были быть уточненные сведения о «Надежде». Ребята моей группы спешно собирали все, что можно, чтобы успеть до нашего отъезда.
«А вот и они», — подал мне знак стоящий в стороне Пиртахия, показывая глазами на двух мужчин, которые молча шли рядом по перрону. Я сразу узнал по точным описаниям наших работников Саидова и Стася.
«Пора бы и даме появиться», — подумал я. Как раз в это время, будто угадав мои мысли, Пиртахия отвернул рукав пальто и посмотрел на часы. До отхода поезда оставалось пятнадцать минут.
И так же одновременно мы увидели, как из двери вокзального ресторана на перрон вышла женщина с большим чемоданом в одной руке и маленьким спортивным чемоданчиком — в другой. Белый чехол, красный орел, — констатировал я. — «Надежда».
Я видел, как Антиса торопливо направилась к ней и, проходя мимо, еле заметно кивнула головой. Женщина не обратила на монахиню никакого внимания. Она направилась прямо к международному вагону, быстро поднялась и лишь тогда обернулась к стоящим на перроне сообщникам. Саидов удовлетворенно улыбнулся, но женщина так же, не произнеся ни слова, не подав ни одного знака, скрылась в вагоне...
Я поспешил вдогонку за Антисой — в перронной суете моя торопливость не могла вызвать подозрений. Монахиня глянула на меня покрасневшими глазами и снова кивнула головой. Да, это она.
Когда я поднялся в вагон, Пиртахия уже стоял в коридоре и с беззаботным видом смотрел на перрон. Я остановился неподалеку от него и вскрыл конверт, пересланный мне из угрозыска. Вот что я прочел:
«Женщина, известная нам под именем «Надежда», на самом деле Раиса Миндиашвили. Близкие называют ее также Еленой. Ее отец — Федор Ильич Миндиашвили — рос и воспитывался у известного дрессировщика лошадей Никитина. Он перенял искусство своего учителя. Лет десять назад он стал выступать на арене цирка самостоятельно. Но вскоре заболел воспалением легких и скончался в Свердловске. Елена осталась без отца в возрасте шестнадцати лет. И тогда же ее мать — Ирина Прокофьевна Рехвиашвили — выдала девушку замуж за некоего Петра Таманова. Елена прожила с Тамановым пять лет, пока однажды он не исчез бесследно. С тех пор, вот уже пять лет Раиса-Елена с матерью безвыездно проживают в Тбилиси. Ни мать, ни дочь нигде не работают, однако живут в достатке и нужды не испытывают».
По этой записке видно было, что сведения собирали второпях, не успели их систематизировать, проанализировать. Но для меня и этого было достаточно.
В тесном коридоре показался начальник поезда. Протискиваясь мимо меня, он дал мне знак следовать за собой. Мы зашли в купе, где стояла у окна Елена и, не отрываясь, глядела на перрон. Она даже не оглянулась. Я забросил свой чемодан на верхнюю полку, повесил пальто и шапку на вешалку. Усевшись в уголок возле двери, закурил папиросу. Но женщина не обращала на меня никакого внимания.
Поезд дрогнул, дернулся и медленно отошел от вокзала. Я вышел из купе и стал напротив открытой двери, наблюдая за женщиной. Постепенно набирая скорость, поезд приближался к Дидубе, но Елена все стояла неподвижно, прижавшись лбом к оконной раме. Скорый поезд, не останавливаясь, простучал по скрещению рельсов на станции Дидубе и несколько раз отрывисто прогудел. Елена обернулась, словно ожидала этого сигнала.