— Мсье Рамбо! Мсье Рамбо! — закричал я, расталкивая француза.
Но было уже поздно: Емельянинов стоял у самого окна.
— Вы куда это, молодой человек, домой возвращаетесь? — говорил он.
Я растерянно что-то отвечал ему, путал. Мсье Рамбо, наконец проснувшийся, со сна ничего не понимал, поправлял волосы, тер заспанное лицо и торопливо повторял:
— Что такое? Что такое? А?
— Успеете еще домой. Пойдемте ко мне чай пить! Вечер такой чудесный! Заходите, мой юный друг! Что я вам покажу! — продолжал Емельянинов.
Я не знал, что ему отвечать, смотрел на него, глупо улыбался. Но, я помню, мне ужасно хотелось зайти, посмотреть, что и как это там у него устроено.
— Пойдемте, мой юный друг! — опять повторил Емельянинов и сам отворил дверцу кареты.
Мсье Рамбо между тем совсем уже очнулся и что-то скоро начал говорить ему, то и дело называя его «вашим превосходительством ».
— Ничего! — отвечал Емельянинов. — Успеете. Скажете, что это моя вина, что это я настоял. Пойдемте!
Мсье Рамбо и я вышли из кареты.
— Поезжай на барский двор! — крикнул нашему кучеру Емельянинов.
Карета поехала, а мы с мсье Рамбо остались с Емельяниновым и его обществом.
— Ну, идемте! — сказал Емельянинов, и мы тронулись. — Вы от Михаила Дмитрича возвращаетесь? — спросил он.
— Мы у него прогостили две недели, — отвечал мсье Рамбо. — Теперь домой пора; ему заниматься надо.
— Ну, уж какие это занятия летом! Летом надо дышать воздухом, кататься, купаться. Занятия — на это есть осень, зима, — говорил Емельянинов. — Так ведь? Правду я говорю? — обратился он ко мне, обнимая меня за талию.
Я что-то отвечал, вроде «конечно», «да».
— Вы чаще приезжайте ко мне. Ведь это так близко! Два раза в неделю у меня театр, балет. У меня много картин, целая галерея, библиотека. У меня много хорошеньких барышень; за ними можно ухаживать. Вам который год?
— Четырнадцать, — проговорил я.
— А какой вы большой! — удивился он. — Я думал, вам лет пятнадцать по крайней мере. Ну, все равно. Вы любите хорошеньких? Ухаживать за ними любите? Вот посмотрите, какие миленькие. Александрин! Нити! Мари! Подойдите сюда, к нам, — сказал он, оборачиваясь назад.
Две-три девушки в беленьких платьицах приблизились, почтительно улыбаясь.
Я был, может быть, действительно и выше и мужественнее, чем обыкновенно бывают дети в этот возраст; но наивен, неловок и застенчив я был до последней степени. Я растерялся, покраснел и не знал, что мне говорить, куда смотреть. Емельянинов же, оставив меня с девушками, пошел вперед с мсье Рамбо, о чем-то его расспрашивая или рассказывая ему. Девушки шли около меня и задавали мне вопросы, люблю ли я гулять, кататься, собирать цветы, люблю ли я музыку, театр.
Я отвечал: «да», «нет».
— А в жмурки вы любите играть?
— Да, — сказал я.
— Вот ужо, после чая, будем играть, — сказала одна из них. — Я вам завяжу глаза крепко-крепко...
— И вы будете нас ловить, — продолжала другая.
Я что-то им отвечал.
— Это ваш гувернер? — спросила меня одна из них.
— Да.
— Француз?
— Да.
— Какой красивый! Катя, помнишь? — уж обращаясь к своей подруге, тихонько хихикая и шепотом почти, сказала она. — Помнишь мсье Ришара в Москве? Я сперва подумала, что это он. Я даже испугалась, когда увидала...
И потом, снова обращаясь ко мне, сказала:
— У нас весело; вы почаще приезжайте к нам.
Мы подошли к саду. Ожидавший нас садовник отворил решетчатые ворота, и мы начали входить в прохладную, густую тень лип, кленов, берез. Вдали, на концах аллей, сквозь зелень белели павильоны, храмы, беседки и самый дом с огромным балконом и множеством толстых белых колонн. Дорожки были усыпаны свежим красным песком. Кое-где стояли зеленые скамейки и белые, правильнее серые, потрескавшиеся и потемневшие от времени статуи и бюсты. Мы шли, направляясь к дому. Перед домом расстилался большой газон, посреди него клумба с цветами и в ней статуя нагой женщины.
Сейчас на балкон подадут чай, фрукты, варенье, конфекты, а потом будем играть в жмурки. Потом, перед ужином, маленький балетик. Вы останетесь у нас ночевать? Скоро станет темнеть, куда ж вам ехать ночью! — спрашивала меня девушка.
— Я не знаю. Нам надо домой, — отвечал я.
— Успеете! Все равно завтра утром приедете.
Мы дошли до газона, у которого уже стояли, поджидая нас, Емельянинов и мсье Рамбо, окруженные женщинами.
— Ах, Катя, какой он красавец! Ну, совсем, совсем мсье Ришар! — всматриваясь в моего гувернера, говорила одна девушка другой.
— Говори, говори! Уж ты договоришься! — отвечала ей подруга.