— Так как же мы все-таки отыщем его? — спросил Римо.
— Разве тебя не было со мной в больнице? Разве ты сам не слышал все собственными ушами?
— Конечно, я все слышал. Он обругал нас, а мы в ответ обругали его.
— Тебе даны все ориентиры, а ты так ничего и не видишь! — заметил Чиун. — Это он спешит, а не мы, поэтому он должен напасть на нас первым.
— Но он таким образом получает инициативу!
— Вовсе нет.
— Но почему?
— Потому что он не знает, где мы находимся.
— Ну и что?
— Значит, он должен нас найти.
— Не думаю, что ему это удастся.
— Именно так. Поэтому он должен сделать что-то чтобы нас привлечь. И тем самым он обнаружит собственное место нахождение.
— А мы снова попадемся к нему в ловушку, — сказал Римо и принялся ждать, когда кончится новый эпизод.
На этот раз непристойное предложение исходило от Катрин и было обращено к доктору Дрейку Марлену, женатому, насколько ей было известно, на Нэнси Уитком, которую никто не изнасиловал, но которая тем не менее размышляла, стоит ли ей сделать аборт, поскольку состояла в интимной связи с собственным психоаналитиком. Дождавшись рекламы, Римо спросил:
— Так почему временной фактор важнее для него, а не для нас? Я хочу сказать, что металл и транзисторы долговечнее плоти.
— Если бы ты внимательно слушал, что я говорил в больнице, то понял бы, что я вложил ему в голову одну мысль, которую он легко воспринял, потому что она верна.
— Я не уловил тогда никакой мысли.
— Человек долговечнее любого творения собственных рук.
— Но ведь это не так. Взять хотя бы надгробия.
— Ну, и что надгробия? Где могилы скифов или кельтских племен? Все они давно стерты с лица земли, а персы продолжают существовать, и ирландцы процветают.
— А пирамиды?
— Они постепенно разрушаются, а египтяне живут. А вспомни Стену плача в Израиле! Это все, что осталось от величайшего храма. Но посмотри, как себя чувствуют новые жители этой страны! Нет, человек постоянно обновляется, а вещи умирают. И робот это понял. Он знал, что Дом Синанджу переходит от мастера к мастеру и останется по-прежнему полон жизни и сил, когда все шестеренки мистера Гордонса заржавеют. Поэтому именно он должен попытаться уничтожить нас, а не наоборот.
— Почему же он не тронул меня в больнице? Когда был переодет медсестрой и легко мог меня устранить?
— Должно быть, решил, что ты начеку. А это означает, что даже самые совершенные электронные системы способны на ошибку. А может, он не знал, что станет делать один из нас, если другой погибнет. Похоже, он хочет расправиться одновременно с нами обоими, потому и заминировал палату, где лежит Смит.
— Вот еще одна проблема — Смитти.
— В мире есть и другие императоры.
— Я почему-то предан именно этому.
— Дом Синанджу славится своей преданностью. Но преданность — это одно, а глупость — совсем другое. Императоров много, а мы одни. И мы должны хранить верность многим вещам. И прежде всего Синанджу, хотя ты этого еще как следует не осознал. Кстати, ты должен быть предан Синанджу больше, чем кто-либо другой, поскольку однажды ты станешь Мастером Синанджу.
— Мы должны что-то сделать для Смитти, — продолжал настаивать Римо.
— Если бы мы уехали в Персию, со Смитом не случилось бы этого несчастья. Самое большее, что можно сделать для императора, — это служить ему, пока он пребывает в здравии. И больше ничего.
— Я не согласен. И хотя он больше не сидит в своем кабинете, забавляясь с компьютером, он все еще наш босс. Как мой, так и твой.
— Твой — возможно. Но не мой. Если ты наемный работник, то я свободный человек, работающий по контракту. — Чиун поднял вверх руку. — Но Смита мы спасем.
— Как?
— Ты видел, как в его палату вошла обычная сестра И она не потревожила взрывное устройство!
— Да, видел.
— Мина настроена только на нас — тебя и меня. Мы спасем Смита тем, что будем держаться подальше от него и таким образом не приведем в ход взрывной механизм.
Римо хотел еще что-то сказать, но Чиун уже не слушал его — он снова отвернулся к телевизору, и Римо пришлось покорно ждать, пока кончится очередная серия «мыльных опер» «Пока вертится Земля» и «Невинные и порочные», чтобы получить ответ на еще один злободневный вопрос.
— Как ты думаешь, какую ловушку подстроит нам Гордонс? — спросил наконец он.
— Такую, какую мы сами подскажем ему, — ответил Чиун и наотрез отказался обсуждать далее этот вопрос, приведя пословицу, что, если лить воду на мокрый камень, он не станет более мокрым.
Днем Римо позвонил Смиту из придорожного кафе. Играл музыкальный автомат — мелодия напоминала завывания подростка, заглушаемые грохотом барабанов. В кафе сидели несколько рокеров в черных куртках — прически их выглядели так, будто они использовали вместо расчески корни деревьев из мангровых лесов. Они пили пиво и приставали к посетителям. Бармен пытался сохранять достоинство, делая вид, что ничего не замечает. Потому что иначе ему пришлось бы что-то предпринять, а ему этого очень не хотелось.
Дозвонившись, Римо узнал, что Смит в целом чувствует себя лучше.
— Состояние стабилизировалось, — сообщил Смит, — и врачи обещают, что к концу недели снимут повязку с левого глаза. Они говорят, что на следующей неделе я уже смогу вставать.
— Только не смейте это делать! — воскликнул Римо.
— Я знаю. У вас есть какие-нибудь зацепки? Я здесь оказался совершенно не у дел. Не могу же я пользоваться обычными телефонными линиями! Я даже не могу установить секретные — кто знает, от чего эта штука взлетит на воздух?
— Да, — согласился Римо.
— Итак, ваши идеи? — повторил Смит.
— Ну, видите ли, мы... разрабатываем один план.
— Отлично, — похвалил Смит. — Если бы не вы, меня бы, наверно, уже не было в живых.
— Держитесь, Смитти, — произнес Римо, чувствуя себя совершенно беспомощным.
— И вам того же, — сказал Смит.
Римо повесил трубку и попросил у бармена стакан минеральной воды. Рокер с волосатыми, как у обезьяны, лапами и украшенным свастикой немецким шлемом времен Второй мировой войны предложил ему выпить что-нибудь покрепче.
— Я не пью, — ответил Римо. — А также не курю, не ем мяса, не хитрю и не испытываю враждебности к окружающим.
— А что же ты тогда делаешь, педик несчастный? — спросил парень и заржал, повернувшись к друзьям. Они тоже заржали. Веселый у них приятель.
Сзади на куртке розовой и белой краской у него было написано: «Черепа крыс».
— Я ручной хирург, — произнес Римо.
— Да? И что же это такое — ручной хирург?
— Делаю пластические операции с помощью одной лишь руки без каких-либо инструментов.
— Да? Может, и мне сделаешь, а, голубой? Хе-хе!
— О, спасибо за приглашение, — сказал Римо и подошел поближе к столу, где сидели «Черепа крыс». — А сейчас, господа, я покажу, как умею хватать за нос.
— Детская шутка, — заметил один из «черепов». — Проводишь рукой ребенку по лицу, а потом стоишь фигу и говоришь: «Видишь, твой нос у меня в руке».
— Пусть сделает, — разрешил главарь, тяжело поднимаясь со стула у стойки. — Давай, гомик, покажи, на что способен, а потом я покажу, какие операции делают при помощи цепи. — Он посмотрел на Римо сверху вниз и поиграл огромной цепью, которую не выпускал из рук.
Остальные громко загоготали.
— Не надо, ребята, — неуверенно запротестовал бармен.
— Ты что-то сказал? — обратился к нему главный «череп», сжимая цепь.
— Я имею в виду... Понимаете, это бар...
— Он первый начал. — Владелец цепи кивнул на Римо.
— Да, конечно, все в порядке, — забормотал бармен. — Я понимаю, вы вынуждены защищаться.
— Ага, — хором сказали «крысиные черепа».
— Вы готовы? — приятным голосом спросил Римо.
— Готовы, — подтвердили «черепа».
— Только чур, не блевать, — предупредил Римо. — Может быть много крови.