Смертных в Красном лотосе около девяноста процентов населения. Это обычная пропорция для границы империи. Смертными в этом мире называют людей, которые не смогли или не захотели выйти на путь бессмертия. Причём соотношение десять к одному не значит, что оставшиеся десять процентов были бессмертными. Нет. По-настоящему бессмертными в городе с населением больше миллиона человек были только двенадцать индивидуумов.
Все они дошли до этапа переполнения красного ядра и преобразовали его в Истинное тело. Их смертные тела были не более чем материальной тенью от него. Тенью, необходимой чтобы жить среди людей для отработки оставшейся кармы. Проще говоря, они оставались людьми, чтобы до конца пройти свою земную судьбу, расплатиться с долгами и выполнить все свои обещания.
Все они были старейшинами секты и образовывали совет города. А все остальные адепты разной степени наполненности ядра, хоть де-юре и не считались смертными, но де-факто были смертны, причём иногда — внезапно смертны.
Остальные, надеющиеся перейти на энергетический уровень существования (бессмертные тела образовывались из накопленной в ядре энергии) жили там, где этой энергии было больше. Верхний город был построен над подземным лабиринтом с мощным источником красной ци, которая понемногу просачивалась из-под земли вверх. Поскольку место было ограничено, там строили многоэтажные дома из камня. С помощью алхимического состава жидкого камня получалось довольно красиво.
Конечно, трёхэтажный деревянный коттедж это круто, но лучше жить, пусть в маленькой, но квартире в доме с канализацией, — думал я, выходя в расположенный во дворе туалет. Но всё оказалось не так страшно. Вполне комфортабельное строение с двумя комнатками. Если бы только зеркало над раковиной не вызывало кровавые флешбэки. Вот смотрюсь в него и думаю, а как оставленный в комнате, на спинке стула, красный плащ оказался в реальности? Он же был моей призрачной униформой и состоял из ци крови и ужаса.
Единственный приходящий в голову ответ — это не тот плащ, что я носил призраком, а его отражение. А значит я тоже отражение? Впрочем, какая разница?
Я — дух из параллельного мира, убивший своего двойника и занявший место его призрака, который потом вселился в чужое тело и поглотил демона Бездны. А теперь ещё и зеркальный двойник всего перечисленного.
Едва я осознал свою истинную природу и прекратил беспокоиться о её нереальности, как скопившаяся внизу живота, зеркальная ци — решил пока так её называть — пришла в движение, закручиваясь вокруг центра по часовой стрелке.
Какой из этого следует вывод? Правильно. Нужно идти завтракать. Пока живот окончательно от голода не свело. Слышанный будильник и запах с кухни намекал, что сейчас самое время.
Кстати о запахах. Моя одежда перестала пахнуть дымом. Но это можно объяснить, тем, что на мне отражение той одежды. А вот то, что утренний воздух относительно свеж… да и сгоревшие дома, виденные из окна, не дымились… возможно, я спал дольше, чем думал?
Захожу на кухню, здороваюсь с сидящим за столом Карлосом и что-то жарящей на плите Клариссой. Девушка со связанными в длинный хвост волосами выглядит лет на шестнадцать, хотя, я знаю, что в школу алхимиков набирают с тринадцати лет, когда даньтянь уже сформировался и можно судить о таланте к этой науке. А если она учится второй год, значит ей четырнадцать.
Как и на отце, на ней длинный серый халат профессионального аптекаря со стоячим воротником и многочисленными карманами. Только у Карлоса он весь покрыт выцветшими пятнами, а его дочка, судя по чистоте одежды, использовала халат исключительно как домашнюю одежду. Не удивлюсь, если по пятнам на халате в Нижнем городе судят об опыте аптекаря.
— Садись, — показывает на стул рядом с собой опытный аптекарь, — выспался?
— Да. Сколько я спал?
— Чуть больше суток. В прошлый раз я вас не представил друг другу, так что исправляюсь сейчас. Алан, это — показывает на девушку, — моя дочь, Кларисса. Учится в высшей школе Алхимии, куда и пойдёт сразу после завтрака. Кларисса, это Алан. Он сын моей знакомой ведьмы и считает себя человеком.
Девушка кивнула и начала накрывать на стол. Жареная картошка, колбаса, соус, салат и кувшин воды из скважины в Верхнем городе. Покупка хоть разбавленной, но всё, же содержащей красную ци воды была одним из простейших и легальных способов очищения тела в Нижнем городе.
Впрочем, той энергии я почти не ощутил. Гораздо больше моему организму понравилась картошка. Прямо на ностальгию пробило.
— Расскажешь, что такое Бездна? — спросил Карлос, когда я смёл всё находившиеся на довольно большой тарелке и маленькими глотками пробовал воду из стакана, пытаясь определить, это энергии в ней мало или я такой нечувствительный.
Ну, кто бы сомневался. И что отвечать? Попробую по классике.
— Вы уверены, что вам это надо? Когда вы узнаете о Бездне, она будет знать о вас.
— Уверен. Я хочу знать!
Перевожу взгляд на Клариссу, как бы спрашивая, а хочет ли она приобщиться к не самому популярному в этом мире знанию. Уверенно кивает. Ясно, тяга к знаниям у них семейная.
Надо что-то отвечать. Я, конечно, ощутил границу Бездны, но выразить это словами… Впрочем, воспользуюсь как я своим багажом идей из прошлого мира. Тут-то о них и слыхом не слыхивали. Главное не переборщить и не создать очередной культ. Ладно, начну с простого, а там разберёмся.
— Я могу описать только на примере. Вы любите художественную литературу?
Кивают. Оба.
— Представьте, что вы читаете самую увлекательную книгу на свете. Вы полностью погрузились в её мир, и отождествляете себя с главным героем. Его мысли, написанные словами, становятся вашими мыслями. Описание его переживаний становятся вашими переживаниями. А описанная картина мира становится вашим миром.
По глазам слушателей вижу, что им всё понятно. Сейчас это исправим.
— И тут автор ломает четвёртую стену, и вы вспоминаете, что вы тот, кто читает, а персонаж, которым вы только что себя ощущали, всего лишь строчки текста, в вашем сознании. И вот в то мгновение, когда мир книги перестаёт быть реальным, вы ощущаете разницу между собой и голосом, зачитывающим текст в вашей голове.
Карлос смотрит удивлённо, а его дочь, кажется, начинает терять мысль повествования.
— И вдруг вы понимаете, что весь окружающий мир, — развожу руки в стороны, показывая на стены кухни, — тот, что вы привыкли называть реальным, тоже создаётся неким голосом. — Свожу руки и показываю пальцами на свою голову, — который зачитывает вам ваши мысли. И когда вы увидите зазор между вами и им, — показываю маленькое расстояние между большим и указательным пальцами правой руки, — то ощутите то, что одни называют Бесконечностью, а другие Бездной.
Уф, вроде объяснил те ощущения, что возникали у меня во время путешествия по нереальному коридору с синей подсветкой. Кстати об ощущениях — ци в даньтянь начал вращаться быстрее. По всей видимости, то, что я высказал, оказалось близко к пониманию концепции зазеркалья и контроль зеркальной ци, соответственно улучшился.
У меня ещё с прошлой жизни так — когда я могу словами рассказать своё понимание, оно становится более чётким. В этом мире это называется уразумением концепции. И именно на уразумении и строится девяносто процентов всей практики самосовершенствования. Оставшиеся десять процентов приходятся на тяжёлые тренировки, необходимые, чтобы тебя не убили, пока ты постигаешь тайны мира.
— А причём тут зеркала? — у Карлоса недоумённый вид, а Кларисса выглядит, будто потеряла мысль и, теперь не может её думать. Ха, сходу понять озвученную им концепцию могут только искренние фанаты раннего Пелевина.
Но, действительно, причём? Впрочем, я тоже самое могу объяснить и на их примере.
— Придётся усложнить пример. Представьте, что вы сидите в зеркальной сфере, — ставлю локти на стол и, сомкнув кончики пальцев, образовываю ими шар. — И весь мир, что вы видите вокруг это ваши кривые отражения. Но вы, же не знаете, что они кривые. Вы смотрите на одно из них и считаете, что вы такой и есть. Что это вы. И чем больше вы себя отождествляете с одним конкретным отражением, тем больше сил, энергии и осознанности оно обретает. И рано или поздно, оно придумает как поменяться с вами местами, — размыкаю пальцы и показываю ими на обоих слушателей. — Но вы этого не заметите, ибо с самого начала считали себя им, а его собой.