Наконец до убежища Мейбрика донеслось негромкое мужское уханье.
Он подождал, пока их дыхание не замедлится, успокаиваясь.
Потом подождал, пока не стихнет шорох оправляемой одежды, звяканье монет в кармане, шепот...
- Вот тебе трехпенсовый, лапуля, и еще блестящий пенни в придачу. - За этим последовали смачный поцелуй и негромкий шлепок мозолистой лапой по прикрытым тканью выпуклостям. - И то сказать, знатно ублажила.
Мейбрик ждал, а кровь молотом колотилась в висках, заглушая цоканье подкованных подошв грузчика по мостовой. Когда шаги стихли, он услышал голос Полли.
- А что, вот они, денежки на ночлег, будто не говорила я Эмили, бормотала она заплетающимся языком. - У меня теперь и шляпка славная, и пальто теплое, и тридцать восемь пинт, и на ночлег осталось. А ведь еще за письма дадут! - Она негромко засмеялась.
Дрожа от нетерпения, он ждал, пока она выберется из подворотни на открытое место. Бренча деньгами в кармане, она заковыляла дальше по Уайтчепл-роуд. Бесшумно ступая резиновыми подошвами - они оба купили себе те же башмаки, какие носят миллионы слуг, чтобы не раздражать шагами хозяев, - вышел из своего укрытия на противоположной стороне улицы Лахли...
- Привет, любимая, - прошептал доктор. Она испустила сдавленный вскрик и резко обернулась, едва не упав.
Лахли поддержал ее.
- Ну-ну. Я не хотел вас пугать. Спокойно. Она вылупила на него глаза.
- Ох, да это вы, - выдохнула она. - Ну и напугали же меня! - Она радостно улыбнулась и дотронулась рукой до своей шляпы. - Видали? Все купила, как вы сказали. Что, хороша?
- Очень хороша. Очень идет. И бархатом отделана? Славная шляпка. Надеюсь, письма, о которых мы говорили, у вас с собой?
Лицо ее исказила неуверенная улыбка.
- Ну, одно с собой, да.
Никто, кроме Мейбрика, не заметил вспышки гнева на лице Лахли. Он снова улыбнулся ей.
- Одно? Но, дорогая моя, их было четыре! Мистеру Эдди действительно необходимо получить весь комплект.
- Ясное дело, нужно, и кто б его за это винил, да только у меня всего одно письмо. А я как искала подругу, повсюду искала - ну, ту, у которой остальные три...
- Подругу? - Мейбрик даже удивился тому, как ровно, чуть удивленно звучит голос Лахли. - Подругу?
Глупая дура даже не заметила в его голосе опасного металла.
- Ну, так оно вышло, что у меня даже пенни какого не было, а погода-то холодная да дождливая. Вот я и дала три письма Энни, а она мне - шиллинг, чтоб я заплатила за ночлег да чтоб констебль не забрал меня за спанье на улице да не послал меня в Ламбет, в работный дом. Она их для меня хранит - покуда я не верну ей тот шиллинг, чтоб...
Лахли осторожно взял ее за подбородок.
- Что это за подруга, Полли? Как ее зовут?
- Энни. Я ж сказала, Энни Чапмен, что живет в ночлежках по Флауэр-энд-Дин, как я... Она хранит для меня те три письма, но к завтрему утру я их заберу, правду говорю.
- Ну конечно, - снова улыбнулся Лахли. Рука Мейбрика, сжимавшая нож, взмокла от напряжения.
Полли нетерпеливо заглядывала Лахли в лицо.
- А скажите, кончили вы свои дела с мистером Эдди на сегодня? - Она прижалась к Лахли; от нее все еще разило пОтом того грузчика. - Уж не зайти нам куда, прежде как я ворочусь за Энни?
- Нет, на сегодняшнюю ночь дела у меня еще не все, - не без иронии ответил Лахли. Мейбрик все больше восхищался им. Кивком головы Лахли подозвал Мейбрика. - Но у меня здесь друг, у которого есть немного свободного времени.
Полли повернулась, снова чуть не упав, так что Лахли снова пришлось поддержать ее.
- Ну, раз так, привет, милый.
- Добрый вечер, мэм, - приподнял шляпу Мейбрик.
- Полли, - с легкой улыбкой произнес Джон Лахли, - это Джеймс, мой добрый знакомый. Джеймс позаботится о тебе сегодня. Ладно. Вот деньги за то письмо, что ты принесла. - Лахли протянул ей пригоршню сверкающих соверенов.
Полли поперхнулась, потом порылась в кармане и достала измятое письмо.
Лахли осторожно взял его, пробежал взглядом надпись на конверте и высыпал деньги ей в руку. Потом покосился на Мейбрика и едва заметно дернул губой. Полли не долго будет радоваться этим деньгам.
- Вот. Первая выплата. Остаток тоже будет очень скоро. Возможно, мистер Джеймс согласится проводить вас в какое-нибудь уютное место?
Полли в свою очередь улыбнулась Мейбрику и провела рукой по его бесформенным штанам.
- Здорово.
Дыхание Мейбрика участилось. Он улыбнулся ей в глаза; кровь продолжала барабанным боем пульсировать в висках.
- Сюда, дорогая, - сказал он шлюхе.
Они с Лахли заранее рассчитали время, за которое обходят этот квартал констебли из отдела "Эйч", так что у Мейбрика в запасе еще оставалось несколько минут. Этого должно было хватить. Лахли приподнял свою кепку, пожелал Полли доброй ночи и быстрым шагом ушел по Уайтчепл-роуд, насвистывая что-то на ходу. Разумеется, Джеймс знал, что тот сделает круг по тихой Бейкерс-роу и Бакс-роу и что они скоро встретятся... очень скоро.
Мейбрик взял Полли за руку, одарил ее ослепительной улыбкой и повел ее прочь от широкой улицы - по Томас-стрит, узенькой улочке, пересекающей по мосту железную дорогу. За мостом тянулась улица еще Уже, известная как Бакс-роу; на нее выходили высокие глухие стены складов, рабочая школа и несколько длинных жилых домов, в которых проживали торговцы шляпной мануфактуры Шнейдера.
Джеймс знал Шнейдера, маленького грязного чужеземца, что в этом районе города означало только одно: еврей. Джеймс весьма тщательно выбирал место для убийства. Ведь это грязные чужеземцы, наводнившие Лондон, подрывали моральные устои Британской империи, принося с собой свои чужеземные привычки и бесовские религии, говоря на всех языках Вавилонского столпотворения, кроме честного английского. Да, Джеймс выбрал это место с особой тщательностью, дабы оставить весточку на пороге тех ублюдков, что уничтожают все английское.
Место, куда он направлялся, представляло собой старый конюшенный двор, расположенный между школой и жилыми домами. Единственный уличный фонарь горел в дальнем конце Бакс-роу. Когда они сошли с моста на узкую, шириной не более двенадцати футов от стены до стены улочку, Мейбрик снова сунул руку в карман. Он погладил пальцами рукоять прекрасного блестящего ножа, потом сжал ее. Пульс его бился все чаще, запах дешевого джина, секса и алчности ядом дурманил ему мозг. В ушах эхом звенели те непристойности, которые она шептала грузчику. Дерево рукояти едва не скользило в мокрой от пота руке. Ну же, кричал его рассудок. Скорее, пока не вернулись чертовы констебли! Он сделал глубокий вдох, воскрешая в памяти образ своей прекрасной, бесстыжей жены - обнаженной, извивающейся под телом своего любовника в номере той гостиницы, куда они заходили вдвоем у него на глазах, гостиницы на богатой ливерпульской Уайтчепл-стрит... надо же, какое совпадение!