— Ну и как там, в Утуране? Ты, пацан, не дурак, что пришел к Тору. Он своих жалует. Работы, коэшно, хватает, но всяко лучше, чем день и ночь лазать по реям и глотать тухлую воду. Нет, ты точно угадал. С пустым брюхом не останешься! — Он похлопал себя по тощему животу. — А станешь «синим», служителем, о! Винище — рекой, девки, все! Смотри на меня, пацан: два ира — и я — «синий»! Уразумел, кто я? То-то!
Биорк-Тумес кивнул.
— Имя мне — Скон. Но ты зови меня… — он хлопнул туора по плечу, — Старшой! О! А ты — здоровяк! — закричал он. — О! Молодец! Тор любит сильных! — Его некрасивое лицо растянула улыбка. — Ставлю тебя кормить быков. Не обоссышься?
— Нет.
— Правильно. Храмовые быки — что нонторы. Зелье им дают. Чтоб не баловали — Тору зряшней крови не надо. А уж если мощь показать — есть у нас один. Во зверюга! Яйца — с твою голову. Уж его не замай — злой, как саурон! Только верховный с ним и вошкается. А и то — без магии он бы и Верховного убодил! Истинный Хаом!
Они вышли из святилища через дверь за спиной статуи Тора и оказались на служебном дворе. Скон привел туора к маленькому домику в самом углу двора, рядом с чугунной оградой.
— Тут будешь проживать, — сказал старший служка и втолкнул Биорка внутрь.
Туор оказался в большой комнате без окон, но с несколькими проемами в крыше. Тонкие стенки были сделаны из неплотно подогнанных досок, в щели между которыми просачивался свет. Мебели почти не было. Узкие лежанки вдоль стен, тумбы для одежды, длинный стол с изрезанной ножами крышкой. Пятеро подростков — старшему на вид семнадцать, младшему — около четырнадцати иров — уставились на вошедших.
— Твое место! — Скон ткнул пальцем в сторону одной из лежанок.
— О! — сказал старший подросток. — Новичок!
— Ха! Новичок! — Они обступили Туора, бесцеремонно разглядывая его.
— Ну, вы, парни, не очень! — сказал Скон, выходя. — Полегоньку.
— Не! — засмеялся юнец со щербатым ртом. — Мы — не очень!
— Как заведено! — подхватил другой, толкая туора в спину.
— Погоняем маленько!
— Трахнем по разику!
— Не, мы не очень! — самый высокий схватил Биорка-Тумеса за руку и потащил за собой. — Не бойся, чай, не до смерти!
Туор стряхнул потную руку и легонько толкнул юнца в грудь. Легонько — для воина. Ошарашенный юнец отлетел к противоположной стене и сел на пол, жадно глотая воздух. Туор шагнул к одной из опорных стоек и приемом «косая клешня» вырвал из нее изрядный кусок дерева. Уронил щепу на пол. Затем подошел к лежанке, скинул обувь, лег и закрыл глаза. Никто из подростков не посмел проронить и звука. Тихо, один за другим, они выскользнули из комнаты и снаружи раздались их высокие резкие голоса. Потом звуки смешались, и Биорк уснул.
— Дай мне свои губы, Черенок! Свершилось!
— Ты торжествуешь, сирхар? Он — сделал?
— Да, Черенок, он сделал, и он — мой!
— Теперь ты убьешь его, сирхар?
— Да, теперь я убью его.
Звук гонга за дверью вынудил Этайю закрыть лицо.
— Входи, — сказала она, и дверь отворилась.
Молоденькая девушка нерешительно шагнула на покрывающую маты шелковую ткань. Ткань была расписана под лесной луг. Небольшие цветы утопали в голубой траве. Художник изобразил даже пару серебряных аллор, пьющих нектар. Девушка потерла маленькие босые ступни, очищая их от уличной пыли. Серебряные браслеты на щиколотках тихо звенели. Чуткий твердый пальчик с перламутровым ногтем потрогал шелковый цветок…
— Госпожа! — в голосе девушки, звучном, полном обертонов, слышались одновременно и смущение, и вызов. — Можно мне говорить с тобой?
— Войди и сядь, — предложила Этайа.
— Благодарю! — двигаясь плавно, чуть покачиваясь, девушка пересекла гостиную и осторожно присела на край стула, плотно соединив круглые загорелые колени, но расставив узкие ступни на мин одна от другой. У нее было типичное конгайское личико, нежное, приятное, с мелкими правильными чертами. Умело подведенные большие карие глаза казались влажными. Тяжелый узел волос оттягивал затылок. Ожерелье из небесных камней спускалось с длинной сильной шеи до линии ключиц. Голубая безрукавка была расстегнута на груди.
По ножным браслетам и нарисованному на лбу знаку Этайа поняла, что конгаэла[22] — танцовщица.
— Хочешь пить? — спросила аргенета, кивнув на кувшин с соком.
— Если госпожа позволит — чашку вина! — лицо девушки было спокойно, но пальцы рук, лежащих на коленях, безостановочно двигались.
Этайа потянула шнурок под светильником. Появился служка. При виде девушки на лице его выразилось слабое удивление.