– Не будь так уверен, – сказал он.
– Пап, мне все равно, я хочу уехать, – сказал Сэмми. – Черт, я просто хочу сбежать отсюда.
– Хорошо, – сказал его отец. – Обещаю брать с собой, когда поеду.
Наутро, когда Сэмми проснулся, отец уже исчез. Получил ангажемент в старой сети Карлоса на юго-западе, говорилось в его записке, и там до конца карьеры разъезжал, играл в душных пыльных театрах, от Кингмена и на юг до самого Монтеррея. Сэмми по-прежнему получал открытки и вырезки, но Могучая Молекула и на тысячу миль не приближался к Нью-Йорку. Как-то вечером, где-то за год до прибытия Джо Кавалера, пришла телеграмма с сообщением о том, что на ярмарке под Гэлвистоном Альтер Клейман был раздавлен под задними колесами трактора «Дир», который пытался перевернуть, а вместе с ним была раздавлена и голубая мечта Сэмми – сбежать от своей жизни, работать с напарником.
5
На двух верхних этажах старинного красного таунхауса в районе Западных Двадцатых за десять лет до того, как его снесли вместе со всеми его соседями, дабы освободить место гигантскому многоквартирнику «Патрун-таун» со ступенчатым щипцом, вечным сном уснуло немало надежд комиксистов. Молодые Джоны Хелды и Тэды Дорганы с гордыми пятнами чернил под неровными ногтями больших пальцев, неся благоуханные, на выпускной подаренные папки и по почте заказанные дипломы школ карикатуристов, толпами искали пристанища под этими прогнившими балками, но из них лишь единственный одноногий пацан из Нью-Хейвена по имени Альфред Кэплин впоследствии добился успеха, на какой полагались они все, – да и то создатель Шму провел здесь всего две ночи, а затем перебрался в жилище получше на другом конце города.
Домовладелица, некая миссис Вачоковски, была вдовой юмориста из синдиката Хёрста, который подписывал свои стрипы «Во Чокнутый» и после смерти оставил ей лишь это здание, нескрываемое презрение к любым комиксистам, опытным и новичкам, и немалую долю в их общей проблеме с алкоголем. Изначально на верхних двух этажах было шесть отдельных спален, но с годами из них слепили дуплексы – три спальни, большая студия, гостиная (где обычно на паре приблудных диванов обитал дополнительный комиксист-другой) и то, что называлось (как правило, без иронии) кухней: бывшая комната служанки, оборудованная электроплиткой, кладовой из стального шкафа для медицинских препаратов, украденного из Поликлинической больницы, и деревянным ящиком, на кронштейнах приделанным к подоконнику за окном, где в холодные месяцы хранились молоко, яйца и бекон.
Джерри Гловски переехал сюда с полгода назад, и с тех пор Сэмми вместе со своим другом и соседом Джули Гловски, младшим братом Джерри, побывал в квартире несколько раз. О ее прошлом он был не очень-то осведомлен, но улавливал густое сигарное обаяние мужского товарищества, многих лет тяжкого труда и печали на службе абсурдных и великолепных черно-белых видений. Сейчас здесь обитали еще два «постоянных» жильца, Марти Голд и Дейви О’Дауд, – оба, как и Гловски-старший, в поте лица своего трудились на Мо Скафлета, он же Мо Скаред, – «упаковщика» оригинальных стрипов, который продавал свой материал (обычно низкокачественный) солидным синдикатам, а в последнее время и издателям комиксов. В квартире вечно толпились измазанные чернилами юнцы – пили, курили, валялись где попало, выставив большие пальцы из дырок в носках. Во всем городе Нью-Йорке не нашлось бы более логичной биржи труда для поиска наемников, которые требовались Сэмми, дабы заложить первый камень дешевого и фантастического храма работы всей его жизни.