– Из Японии! – повторил он; голова шла кругом от экзотических, под Каниффа, ароматов этого слова. – А там ты что делал?
– В основном страдал жалобами на кишечное расстройство, – отвечал Йозеф Кавалер. – И до сих пор страдаю. Особенно по ночам.
Сэмми поразмыслил над этой информацией и чуточку отодвинулся к стене.
– Скажи мне, Сэмюэл, – сказал Йозеф Кавалер. – Сколько примеров должно быть в моем портфолио?
– Не Сэмюэл. Сэмми. Не, лучше Сэм.
– Сэм.
– В каком портфолио?
– Портфолио моих рисунков. Показать твоему начальнику. К сожалению, я вынужден оставить всю свою работу в Праге, но очень быстро смогу нарисовать новую, и она будет страшно хороша.
– Моему боссу? – переспросил Сэмми, в своем смятении отчетливо различая отпечатки материных трудов. – Ты про что?
– Твоя мать предполагала, что ты поможешь мне найти место в компании, где работаешь. Я тоже художник.
– Художник. – И Сэмми вновь позавидовал кузену. Сам он способен был сделать такое заявление, лишь вперив жульнический взгляд в собственные башмаки. – Мать тебе сказала, что я художник?
– Дизайнер, да. Работаешь на корпоративную компанию «Империя игрушек».
На миг Сэмми ладонями обнял вспыхнувший внутри огонек, разожженный этим, через вторые руки переданным, комплиментом. А потом задул.
– Она несла дичь.
– Что?
– Она нагородила ерунды.
– Что она сделала?
– Я складской клерк. Иногда мне разрешают сделать оригинал-макет для рекламы. Или, если у них новый товар, я рисую иллюстрацию. Платят по два доллара за штуку.
– А.
Йозеф Кавалер снова испустил долгий выдох. Он по-прежнему не шевельнул ни мускулом. Сэмми так и не решил, чем объяснить эту совершенную неподвижность – нестерпимым напряжением или поразительным спокойствием.
– Она писала письмо моему отцу, – предпринял новую попытку Йозеф. – Я помню, как она говорила, что ты создаешь дизайн восхитительных новых изобретений и устройств.
– И угадай что?
– Она принесла дичь.
Сэмми вздохнул – дескать, так и обстоит дело, увы; покаянный, многострадальный вздох – и притворный. Несомненно, мать, когда писала брату в Прагу, полагала, что рассказывает правду: это Сэмми последний год нес дичь, приукрашивая свою черную работу в «Империи игрушек» и перед матерью, и перед любым, кто готов был слушать. На миг Сэмми смутился – не потому даже, что его вывели на чистую воду и пришлось сознаваться кузену в своем низком положении, но потому, что в мультиокулярной материнской лупе обнаружился изъян. Затем он подумал, что мать, может, ничуть не обмануло его хвастовство, – может, она и рассчитывала, что он вопиюще приукрашивает свое влияние на Шелдона Анапола, владельца «Империи игрушек». Если Сэмми намерен и дальше носить маску, в которую вложил столько болтовни и выдумки, завтра вечером он прямо-таки обязан в грязных пальчиках низменного складского клерка притащить работу для Йозефа Кавалера.
– Я попробую, – сказал он, и в этот самый миг вспыхнула первая искорка, просквозила щекотка возможностей вдоль хребта.
Очень долго оба молчали. На сей раз Сэмми чувствовал, что Йозеф не спит, почти различал капиллярную струйку сомнений, что просачивалась в Йозефа, тяжким грузом вжимала его в матрас. Сэмми пожалел парня.